В трудах о Второй мировой войне, изданных и до сих пор выходящих в Англии и США, вопрос о роли Восточного фронта, как правило, замалчивается. В лучшем случае уделяется внимание Сталинградской битве, поставкам по ленд-лизу и северным конвоям. В целом западная историография упирала на образ «джентльменской войны» на Западе и «кровавой резни» на Востоке, которая оказывалась вроде бы и недостойной пера военных летописцев. Разумеется, термин «Великая Отечественная война» был вообще исключён из зарубежной историографии.
Совершенно иначе изображалась война в Советском Союзе. Участие СССР во Второй мировой войне – действительно Великая Отечественная война, народная и священная. Советские люди сражались за социалистические ценности и идеалы. Победа была одержана под руководством коммунистической партии и благодаря преимуществам советского строя. Война потребовала предельной мобилизации всех сил и ресурсов. Огромные жертвы и лишения, испытанные страной, были оправданны и не напрасны.
Несколько сложнее был вопрос о роли Сталина в войне. При его жизни, в условиях всеобъемлющего культа вождя, победа, естественно, приписывалась его гениальному руководству. С развенчанием культа личности, напротив, Сталину стали вменять в вину все неудачи и поражения в ходе войны. После падения Хрущёва наблюдались попытки реабилитации Верховного главнокомандующего.
Обращение к историографии периода идеологического противостояния двух систем даёт ключ к пониманию того, что происходило в общественном мнении, литературе, средствах массовой информации и самой исторической науке о войне после смены общественного строя в России. Победители в холодной войне навязывали свои представления, активно поддержанные противниками советского строя в самой России. За этим следовали поток «разоблачений» и «открытий», смещение акцентов, «переворачивание» всего написанного о Великой Отечественной войне в советское время. Прежние положения историографии подвергались критике, глумлению и осмеянию.
Разумеется, остался большой пласт литературы, который твёрдо стоит на советских позициях, но и он претерпевает известную эволюцию. Так, «патриотическая литература» лепит культы державников и выдающихся полководцев. При этом современная трактовка патриотизма не внушает особого оптимизма, поскольку выпячивает только положительные стороны войны и опускает сопряжённые с нею огромные бедствия. Между тем истинный патриотизм, не пафосный и не ложный, стоит на том, чтобы принимать историю страны такой, какой она была.
Сформировавшийся политический и идеологический заказ препятствует объективному и научному освещению событий военного времени, ведёт к их постоянным искажениям и фальсификациям. В принципе, историография последних десятилетий не привнесла ничего особенно нового в освещение войны, представляя собой «перепевы на новый лад» того, что было уже написано раньше, за исключением откровенных выдумок и эпатажа общественного мнения. Разнобой во взглядах – весьма широкий.
Среди западных исследований хотелось бы выделить обширный труд «Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований», написанный, главным образом, немецкими авторами и изданный на русском языке в 1997 году. В нём достаточно полно и беспристрастно рассказывается о том, как изучаются сегодня различные стороны истории Третьего рейха, в том числе события на Восточном фронте, холокост, политика в отношении военнопленных, восточных рабочих.
В последние годы и в нашей стране появился ряд исследований, которые стараются объективно разобраться в том, что было со страной в годы войны, однако их работы буквально тонут в потоке политических дискуссий и инсинуаций, глубоко проникших в прессу, на телевидение и в Интернет.
Существует ряд устойчивых направлений фальсификации истории Второй мировой войны и участия в ней Советского Союза, в значительной мере унаследованных от прошлого.
Особенно остро в литературе звучат сюжеты, связанные с причинами войны и подготовкой к ней. Наиболее муссируемый в литературе сюжет – оценка советско-германского пакта 1939 года о ненападении как одного из ключевых событий в развязывании Второй мировой войны.
Болезненным и жгучим в историографии является вопрос о готовности СССР к войне, анализ причин жестоких поражений Красной армии в 1941–1942 годах. Существует давний тезис о том, что Сталин плохо подготовил страну к войне и репрессировал значительную часть командного состава; отсюда боевые потери Красной армии, судьба военнопленных, восточных рабочих, жертвы среди мирного гражданского населения.
В том же ключе лежит переоценка роли советских руководителей: репрессивной политики, неприглядного поведения, в частности в начале войны, в период Ленинградской блокады. В адрес советских военачальников сыплются обвинения в варварстве, солдафонстве, сервилизме, жестокости к подчинённым.
Одной из тенденций, присущих литературе о войне, является оправдание коллаборационизма и измены. Переход на сторону Гитлера и сотрудничество с нацистами объясняется стремлением части населения СССР к сопротивлению сталинскому режиму. В этом ключе велась реабилитация генерала Власова, формирований, воевавших на стороне противника.
В русле той же тенденции лежит переоценка, а зачастую и перестановка решающих сражений в ходе войны, в частности под Ленинградом, Москвой, Сталинградом, Курском, с целью принизить их значение, выпятить проигранные битвы или неудачные операции.
Но особенной атаке подвергается сегодня вопрос о так называемой «освободительной миссии Красной армии», которая теперь подаётся как советская оккупация стран Восточной Европы. В этой связи всячески раздуваются факты недостойного поведения советских солдат – мародёрство, грабежи, изнасилования – в отличие от якобы благородного поведения западных союзников, хотя, как известно, любая война сопряжена с подобного рода явлениями. Ревизии подвергаются решения Ялтинской и Потсдамской конференций, которые не устраивают руководства ряда стран, роль которых в войне выглядела весьма неоднозначно.
К концу войны за пределами СССР оставалось в живых около пяти миллионов советских граждан, называемых в совокупности «перемещёнными лицами»: военнопленные, восточные рабочие, бывшие узники концлагерей, военнослужащие в немецких формированиях. Согласно Ялтинскому соглашению, «перемещённые лица» в различных странах должны были в обязательном порядке возвращаться на родину. Репатриация стала ещё одной проблемой, подвергающейся постоянной фальсификации. По ряду «разоблачений» может возникнуть впечатление, что едва ли не все советские перемещённые лица оказались «жертвами Ялты» и были вопреки их воле насильственно возвращены в СССР и подвергнуты репрессиям.
Если суммировать взгляды «разоблачительной» литературы, то получится примерно следующая картина. Гитлер и Сталин развязали Вторую мировую войну. Гитлер, напав на СССР, всего лишь упредил Сталина в его агрессивных устремлениях. Война была столкновением двух тоталитарных режимов – «советско-нацистская война». Созданная Сталиным общественная и политическая система привела к тяжёлым и бессмысленным жертвам в ходе войны. Вполне достойные представители как внутри СССР, так и за рубежом боролись с этой системой. Прибегая к так называемой «дисциплине страха» – штрафбатам, заградительным отрядам и прочим мерам подобного свойства, – сталинскому руководству удавалось добиваться побед. Один из последних вариантов: народ побеждал вопреки Сталину, поэтому его надо вычеркнуть из истории. Перейдя границу СССР, советские войска, демонстрируя образцы азиатского варварства и следуя политике сталинского руководства, стали насаждать оккупационные режимы в Восточной Европе.
Разумеется, каждое из направлений искажений и фальсификации истории нуждается в основательном разборе и анализе, за ними стоит масса литературы. В борьбе с этими явлениями исторической науке должно принадлежать более весомое место.
Что касается оценки характера войны 1941–1945 годов, то следует принять во внимание несколько непреложных фактов. Прежде всего, нацистскую доктрину в отношении СССР, изложенную главарями Третьего рейха в их трудах, речах, выступлениях и официальных документах. Старая идея «натиска на Восток» (Drang nach Osten) Гитлером была воплощена в теорию расширения жизненного пространства германской нации, которое-де может произойти только за счёт России и «подчинённых ею окраинных государств». По утверждению Гитлера, славянские народы не способны создавать собственные государства; русским и украинцам приписывались тупость, лень, склонность к анархии; славяне признавались прирождёнными рабами, понимающими только удары кнута. Проводниками государственности в России признавались чужеземные элементы, в частности немцы, а в 1917 году в стране был установлен «еврейско-большевистский режим» – идеологический враг номер один для гитлеровского национал-социализма.
Генеральный план «Ост» подразумевал, что Россию следует «выбросить из Европы». Завоёванную Германией территорию предполагалось подвергнуть немецкой колонизации, а её ресурсы обратить на нужды рейха. При этом 30–40% населения намечалось выселить за Урал; 10–15%, «поддающихся ассимиляции», онемечить; а остальных истребить, уничтожая ежегодно три-четыре миллиона человек.
Предусматривалось создание новых поселений вдали от крупных городов и центров, а русские, говорил Гитлер, «пусть утопают в собственной грязи». Использовать местное население намечалось в качестве дешёвой рабочей силы, преимущественно для строительства дорог. При этом «никакого образования, с них достаточно будет умения читать дорожные указатели».
Эта политика проводилась с некоторыми нюансами министерством по делам захваченных восточных территорий. Его руководителем был немецкий выходец из Прибалтики, «знаток России» Альфред Розенберг. Вот ещё высказывания Гитлера по «восточной политике»: «...на территории Великороссии необходимо применение методов жесточайшего насилия», «…выпестованная Сталиным интеллигенция должна быть уничтожена».
В целом же прослеживается концепция расово-идеологической войны на уничтожение Советского Союза и населяющих его народов. Причём нападение на СССР совпало с переходом к «окончательному решению еврейского вопроса», фактическому истреблению евреев и осуществлению планов «эвтаназии» – ликвидации физически и психически неполноценных лиц в самой Германии.
В советской литературе о войне подобные идеи назывались «фашистскими бреднями». К сожалению, этими бреднями была заражена значительная часть германского общества, о чём свидетельствуют последние исследования немецких историков. Нацистские идеи глубоко проникли в сознание рабочих и крестьян, рядовых обывателей, солдат и офицеров вермахта. Это объясняет поведение немцев на советской земле, произвол и бесчинства, массовые казни и террор, геноцид евреев, цыган, бесчеловечное обращение с военнопленными и «остарбайтерами» в германском рейхе, нескрываемое чувство превосходства и презрения завоевателей к населению захваченных территорий как к «русским свиньям».
Гитлеровские планы поддерживала германская военщина, воспитанная в милитаристском духе. За военными планами гитлеровского командования стояло нечто кровавое и ужасное, что определило характер войны на советско-германском фронте, разворот связанных с этим событий и трагических следствий.
Таким образом, если со стороны Германии это была война на уничтожение, то для Советского Союза – война за выживание, за право России вообще существовать. Наверное, со времён Смуты не было более тяжкого испытания в её истории. Термин «Великая Отечественная война», которого многие авторы стараются избегать как советского идеологического штампа, является верным и позволяет правильно освещать события войны, не исключая даже самых мрачных и печальных её страниц.
Война не может быть сведена только к описанию боевых действий, кстати, довольно хорошо разобранных в военно-исторических трудах. Необходимо более объёмное видение событий, связанных с войной, составивших не просто какой-то период, а целую полосу в истории советского общества. В этом смысле советская историография обладала несомненным преимуществом перед западной и давала панораму жизни страны на фронте и в тылу, мобилизацию экономики на нужды войны, положение на оккупированных территориях, сопротивление населения захватчикам, партизанское движение и подполье. Несомненно, советская литература о войне замалчивала или упоминала вскользь некоторые нелицеприятные стороны, связанные с войной, в частности жестокость и репрессивность режима. Многие современные российские историки, пользуясь рассекреченными архивными документами, сосредоточили своё внимание именно на них. Восполнение этих страниц истории, безусловно, необходимо, но видение войны через «окошко» ГУЛАГа, штрафбатов наносит ущерб общей картине.
Самым уязвимым местом современной историографии является утрата чувства времени, исторического контекста, разорванного на отдельные, трудно сопрягаемые между собой сюжеты. Не лишним было бы обращение к аутентичным источникам того времени, тем более что многие из них стали доступными в последние годы. Следует ускорить и практику сбора воспоминаний тех, кто пережил войну, ведь их становится всё меньше и меньше. Необходимо избавляться от позднейших напластований в видении событий, от всего того, что было продиктовано и привнесено идеологическими штампами и клише. События войны подчас выглядели совсем иначе, чем сегодня, в том числе и на Западе, если судить по издаваемым тогда книгам, периодической печати, кинохронике.
Следует обратить внимание на новые подходы в изучении войны. Тема «народ и война» должна пронизывать все стороны освещения войны. Как говорили герои А. Платонова, «сплошного народа нету». «Народ» не есть некая абстракция. Это конкретные классы, слои и группы: кому выпало воевать на фронте, кому предстояло командовать, кому исполнять приказы, кому сесть за штурвалы самолётов, стоять у орудий, трудиться у станков или ходить за плугом. Современная социальная история позволяет воссоздать многостороннюю картину войны, проникнуть в общественное сознание того времени.
Если раньше советская историография делала упор на создании в СССР тяжёлой индустрии, позволившей выстоять против военной машины гитлеровской Германии, то сегодня больше должны привлекать внимание конкретные люди. Ведь даже со стороны противника можно привести немало лестных слов о храбрости, выносливости, непритязательности советских солдат, воли к сопротивлению, причём в безнадёжных ситуациях. Точно так же можно проникнуть в «анатомию предательства», провести анализ причин слабости и неустойчивости отдельных людей, недостойного их поведения в годы войны, многих явлений – неизбежных спутников всякой войны.
Наконец, следует учитывать память о войне, которая передаётся по эстафете поколений. Она глубоко врезалась в массовое сознание, оставляет главное, отметает несущественное, волнует умы, требует понимания и уважения, служит барьером для распространения ложных и искажённых представлений, «смердяковщины», развязности и невежества, которыми часто грешат СМИ в современных дискуссиях о событиях военного времени. Нельзя допускать манипуляций мнениями специалистов и историков, к которым часто прибегают журналисты и обозреватели.
