Паволоки и фофудьи, которые бросали в толпу, — драгоценные ткани. Паволокой называли особо ценимый в то время шёлк, фофудья — вид златотканой парчи. Но если позднейшая парча делалась на шёлковой основе, то более древняя фофудья — на льняной или шерстяной. (11, 778–779) В более поздних описаниях перенесения мощей ставшая загадочной фофудья была опущена. Бел обычно понимают как беличьи шкурки.

Орниче имеет в «Слове о полку Игореве» форму «оретма» и входит в группу вещей, обозначенных как «узорочье половецкое». Слово «оретма» восходит к греческому обозначению серёжек — «artima» и ожерелий, бус — «ormoz». (4, 200 и 901) На русской почве это название украшений, в которых использовался жемчуг, стало обозначать жемчужные украшения и сам жемчуг. Орниче, которое по велению великого князя бросалось народу, — жемчуг.

Далее в статье этого года сообщается о кончине Олега Святославича 18 августа.

В «Сказании о чудесах святых страстостерпцев Христовых Романа и Давида» события описаны подробнее:

«Володимеру же предержащю всю власть, тогда умысли пренеси сия святая страстотерпца в созданую церковь, и возвести братии своеи Давидови и Ольгови, тако же и тема всегда убо глаголющемаи понужающема Володимира о пренесении святою. И тогда Володимир совокупив к себе сыны своя, тако же и Давид и Ольг с своими сынми приидоша к Вышегороду. И митрополит Никифор собра вся епископы: и(с) Щернигова Феоктиста, ис Переяславля Лазоря, Мину от Полотска, Данила из Гургева, и игумены вся: Прохора Печерскааго, Савву — святаго Преображения, Силвестра — святаго Михаила, Петра — святыя Богородица из Лахернитиса, Григория — святааго Андрея и Феофила — святааго Дмитрия, и вся прочая преподобныя игумены, и всякого чина святительскааго и черноризчскааго, и вся клирикы, и все поповство. Ту бе сошлося от всее Русьскы земле и от все стареишинство, и воеводы вся Русьскы земле, и вси прержащая страны вся, — и с проста рещи, всяко множество ту беаше, и всяка облашь, и вси богати и убозии, сдравии же и болящии, яко исполнитися граду весему и по стенам градным не сместитися.

И во 1 день месяца маия святиша церковь, в субботу 2 неделе по Пасце. На утрия же, в святую неделю, яже поются о мироносицах, в вторый день того же месяца, и начаша пети утренюю в обою церковию. И вставивше на сани на росны, яже беша на то устроены, повезоша же преже Бориса. И с ним идяше Володимир с многем говением, и с ним митрополит, и поповство с свещами и кандилы. И идяху, влекуще ужи же великыими, теснящеся и гнетуще, вельможи и все болярство. Бяше же устроен верем по обема сторонама, удуже волочаху честнеи раце, и не бяше льзе ни ити, ни повлещи от множества люди. Тогда Володимер повеле метати людьми кунами же, и скорою, и паволокы. И узревше, людие тамо обратишася, а друзии, то оставивше, к святыима ракама течаху, да быша достоини были прикоснутися. И вси, елико бяше множество люди, ни един же бе слез не бысть от радости же и многааго веселия. И тако одва взмогоша довлещи. Такоже и святааго Глеба по нем вставивше на другыя сани. И Давид с ним, и епископи, и клирици, тако же и черноризци, и болярство, и людие, и бещисленое множество, и всем зовущем: «Кирелеисон» («Господи помилуй». — В. Т.), и с слезами Бога призывающем.

И се чюдо преславно бысть. Яко же бо везяху святааго Бориса, идяху бес пакости, токмо от люди теснота бяше, а святааго Глеба яко повезоша, ста рака не поступно. Яко потегоша силою, ужа претергняхуся, велика суща зело, яко одва можааше муж обияти обема рукама, и тако единою вся претергняхуся, а людем зовущем: «Кирелеисон». И бяше множество много по всему граду и по стенам, и по заборолом городным, аки из пчел, и весхожаше глас народа от всех: «Господи, помилуи!», яко и гром. И тако одва везмогоша от утреняя до литургия превести сущии церкви». (10, 79–80)

В числе главных участников событий показаны строитель церкви Олег Святославич со своим братом Давыдом Святославичем, которые были инициаторами перенесения мощей. Этого перенесения Олег безуспешно добивался от прежнего великого князя Святополка Изяславича. Автор «Сказания» сообщает о несбывшемся намерении Святополка построить церковь на месте обветшавшего деревянного храма:

«Сим убо сицем бывающем, Святослав, сын Ярославль, умысли создати церковь камяну святыма, и создав ее до 80 локоть взвыше, преставися. Всеволод же преим всю власть Русьскы земле и соверши ю всю. И яко бысть свершена, и абие на ту нощь врютися еи верх и сокрушися вся. Потом же Всеволод приставися с миром, пожив добре и управив порученное ему от Господа.

Святополк же Изяславич прия княжение Кыеве… Хотяше же и церковь начатии здати на месте ветхое деревянное, окрест гробу святою, глаголааше: «Не дерзну преносити от места на место». И сему же умышлению не сбывшюся, по Божию строению и по воли святою мученику». (10, 76-78)

После украшения Владимиром Мономахом в 6610 (1102) году рак святых Олег Святославович восстановил разрушившуюся каменную церковь, которую ранее пытались построить его отец и дядя:

«Егда же убо Володимир преже окова святою раце, а Ольг, сын Святославль, умысли воздвигнути церковь, сокрушившююся Вышегороде, камяную. И привед зедателе, повеле зедати, вдав им все по обилу, яже на потребу. И соврешене еи бывши и испесане, многашды понужаше убои моляаше Святополка, да быша перенесли святая мученика в сзеданую церковь. Он же пакы, акы зазря труду его, и не хотяще ею перенести, зане не сам бяше ее сзедал, церкве тоя.

Мало же времени минувшю, и Святополку преставившюся, на второе лето по устроение церкве тоя, и многу мятежю и крамоле бывши в людех и молве не мале, — и тогда совокупившеся вси людие, паче же большии и нарочитии мужи, шедше причтем всех люди и моляху Володимира, да вшед, уставить крамолу, сущюю в людех. И вшед, утоли мятеж и голку (шум, сумятицу. — В. Т.) в людех, и прея княжение всея Русьскы земля в лето 6600 и 21 лето». (10, 79)

Олегу, построившему новый храм в стороне от действовавшего, в перенесении мощей было отказано. Отказ был вызван нежеланием укреплять авторитет Олега как строителя нового храма для почитаемых святых. Святополк скончался 16 апреля 1113 года. Церковь была построена в 1112 году и простояла три года неосвящённой.

В 1115 году Пасха была 18 апреля и вторая суббота по Пасхе приходилась на 1 мая, что соответствует данным «Сказания». Кроме князей в Вышгороде собрался церковный клир во главе с митрополитом Никифором, а также светская знать и простонародье.

Никифор был ранее поставлен в митрополиты русскими епископами без участия константинопольского патриарха. Его русское происхождение способствовало делу дальнейшего прославления русских святых. Перенесение мощей стало грандиозным праздником.

Для перевозки рак были устроены специальные сани, названные по-гречески «rosni», то есть красными. Для того чтобы оставался проход для саней, с двух сторон дороги поставили верема — деревянные ограждения. Процессию, посвященную Борису, возглавили Владимир Мономах и митрополит. Далее шли епископы, игумены, священники и монахи. В середине процессии несколько высших сановников и бояр тянули на верёвках-ужах раку. За ними шла светская знать. Вторую процессию, посвящённую Глебу, возглавил Давыд. Здесь, судя по всему, находилась провинциальная светская и духовная знать из земель, подвластных Святославичам.

Куны-деньги, скору-меха и паволоки-ткани приказали метать, чтобы отвлечь народ в сторону и этим освободить проход для процессии. Во время перевозки раки Глеба случилось происшествие — порвался толстенный канат, который взрослый человек едва мог обхватить пальцами двух рук. Шествие сопровождали возгласы: «Господи помилуй!» - на русском и греческом языках.

Разъяснение того, почему раки окончательно установили в храме только во вторник, находим в Ипатьевской летописи:

«В лето 6623. Индикта 8 совокупишася братья русции князи Володимер зовемыи Монамах, сын Всеволож, и Давыд Святославлиц и Олег, брат его, и сдумаша перенести мощи Бориса и Глеба бяху бо создали церковь има камяну на похвалу и честь телесема ею и на положение первое же. Освятиша церковь каменную мая в 1 день в суботу. Наутрие же в 2 день перенесоша святая.

И бысть собор велик, сшедшюся народу с всих стран, митрополит Микифор с всими епископы, с Фектистом Черниговскым, с Лазарем Переяславскым, с попом Никитою Белгородскым, и с Данилою Гурьговскым, и с игумены с Прохором Печерскым, и с Селивестром святаго Михаила, и Савва святаго Спаса, и Григории святаго Андрея, Петр Кловскыи, и прочии игумени.

И освятиша церковь каменую, и отпевшим им обедню, обедаше у Ольга, и пи(я)ша. И бысть учреждение велико, и накормиша убогыя и странныя по 3 дни. И яко бысть утро митрополит, епископи, игумени облокошася в святительскыя ризы и свеща вжгег с кадилы благововнными и придоша к ракама святою и взяша раку Борисову и вставиша на возила, и поволокоша ужи. Князи, бояре, чернецем упред идущи с свещами, попом по ним идущи, та же игумени, та же епископи пред ракою.

А князем с ракою идущим межи вором, и не бе лзе вести от множества народа, поламляху вор. А инии покрыли бяху град и забрала яко страшно бяше видити народа множество. И повеле Володимер режюче паволокы, орници, бел, розметати народу, ов же сребреники метати людем силно налегшим. А быша легко внесли в церковь и поставиша раку среди церкви. И идоша по Глеба тем же образом, и сего привезоша, и поставиша у брата.

Распри же бывши межи Володимером, Давыдом и Ольгом. Володимер бо хотящю я поставити среде церкви и терем серебрен поставити над нима, а Давыд и Олег хотяшета поставити я в комару, идеже отец мои назнаменовална правои стороне, идеже бяста устроена комара има. И рече митрополит и епископи: «Верзити жребии, да кде изволита мученика, ту же и поставим». И вгодно се бысть. И положи Володимир свои жребии, а Давыд и Олег свои жребии на святои трапезе. И выняся жребии Давыдов и Олгов и поставиши я в комару тою на деснеи стране, кде ныне лежита. Принесена же бысть святая мученика мая в вторый день из деревянои церкви в каменую Вышегороде…

Володимер же окова раце сребром и златом и украси гроба ею тако же и комаре покова сребром и златом». (13, 280–281)

Князья заспорили о месте размещения рак. Владимир хотел установить их в центре церкви, а Святославичи настаивали на исполнении воли своего отца и предлагали поставить раки в специально сделанном боковом приделе-камаре. Причём начал спор один из братьев, сказавший слова «отец мой». Спорщиком был строитель Олег, а Давыд поддержал его. Божий суд решил исход дела в пользу Святославичей. План построенной церкви повторял план разрушившейся, включая боковой придел на правой стороне от входа, и поэтому замысел Святослава воплотил его сын.

Владимир хотел затмить славу Олега как строителя церкви возведением над раками роскошного серебряного терема. Для этого лучше подходила середина храма, а не тесный боковой придел. Олег воспротивился этому, опираясь на волю умершего отца. Владимиру пришлось не возводить собственное творение, а украшать построенный Олегом придел. Тем не менее он преуспел и здесь. В одном из вариантов «Сказания о Борисе и Глебе» сохранились впечатления очевидца:

«Яко не могут сказати оного ухыщрения, по достоянию довольне, яко многых приходящим от грек и инех земель глаголати: «Нигде же сицея красоты бысть, а многых святых ракы видели есмы»». (28, 547)

Поставление рак в четвёртый день объясняется обычаем кормления убогих и нищих «по три дни» после освящения церкви. Строитель храма Олег в субботу, после его освящения, устроил пир для знати, а затем три дня, до вторника, в который закончилось установление рак, устраивал угощение для простонародья.

В Радзивиловской летописи приведена киевская версия событий, в которой было опущено посрамление великого князя Владимира Мономаха в споре со Святославичами о месте для размещения рак. В Ипатьевской летописи находим уже черниговскую версию с пирами Олега и успешным исходом спора для черниговских князей.

Из-за людской давки были проломлены ограждения-вереи, и запрудивший проход народ остановил процессию. Поэтому по приказу Владимира Мономаха в стороне стали разбрасывать небольшие куски драгоценных тканей, жемчуг, деньги. Люди отбежали за подарками, и в освободившемся пространстве продолжилось торжественное шествие.

Знать участвовала в процессии, подачками удаляли простонародье, стоявшее за ограждением и после его слома мешавшее шествию. Поэтому подарки должны были быть малоценными, но зато в большом количестве. Небольшие куски драгоценных тканей, которые использовались домашними рукодельницами в качестве ярких вставок в полотняные изделия, подходят для этих целей. Местный речной жемчуг до позднейших времён в большом количестве добывался в северных реках и в отличие от привозного заморского имел скромную стоимость. Но уже сребреники были крупной денежной единицей. Скорой называли ценные меха, которые не могли использоваться при массовых раздачах.

Веверицей, то есть белкой, называли самую мелкую денежную единицу, существовавшую на Руси. Одна гривна кун в разное время равнялась 150 и 180 веверицам-белкам. Хождение веверицы имели в виде беличьих шкур с удалённым мехом. Их связывали в пучки по 15 или 18 штук. Подлинность этих кожаных денег удостоверялась княжеской печатью. Народу бросали мелкие деньги-веверицы. Белы-веверицы у поздних переписчиков превратились в меха и серебряные монеты.

Сребреник равнялся по весу арабскому дирхему, то есть 2,82 грамма. В гривне кун содержалось 16 сребреников. Десять вевериц примерно равнялись одному сребренику. Первоначально веверицы связывались в пучки, чтобы создать эквивалент более крупным денежным единицам. Пучок из 10 вевериц составлял один сребреник, 10 пучков по 15 вевериц равнялись одной гривне кун. С ростом дефицита серебра количество вевериц в пучках возрастало.

Заминка, вызвавшая необходимость в раздачах, возникла из-за слома ограждения. В Ипатьевской летописи она связана с перенесением раки св. Бориса. Но в «Сказании» говорится о том, что первая рака была доставлена безо всяких происшествий, хотя выше сообщалось о великом стеснении от людей, вынудившем Владимира осуществить раздачу. Зато во время перенесения второй раки случилось чудо. Рака встала и не двигалась, несмотря на прикладываемые усилия, из-за которых оборвался чудовищных размеров канат. Только после массового молитвенного обращения к Богу рака подалась.

Для перевозки достаточно скромных древнерусских саркофагов канаты с диаметром сечения более десяти сантиметров не требовались. На самом деле обломились брёвна, из которых были сделаны перила ограждения. Писатель удивился столь мощному напору тел. Но при формировании рассказа о чуде перила-вереи были заменены на ужи-канаты и была сочинена вторая заминка.

Перила, скорее всего, были проломлены во время хода всей процессии. Князья оказались заблокированными толпой, и Владимиру Мономаху пришлось отвлекать простонародье подачками. Описание чуда, случившегося во время шествия Святославичей, принадлежит какому-то их доброхоту. Первоначальный киевский рассказ переделывался на черниговских землях. Он был расширен за счёт достоверных и недостоверных вставок, сделанных в интересах Святославичей.

В Радзивиловской летописи и у Татищева кончина Олега Святославича отнесена к 18 августа, в Лаврентьевской — к 8 августа. Особняком стоит время кончины в новгородском летописании — осенью. (37, 220) В Ипатьевской летописи о кончине сказано как о произошедшей после затмения Солнца:

«Месяца августа в 1 день, а во вторый погребен бысть у святаго Спаса у гроба отца своего Святослава». (13, 282)

В 1115 году солнечное затмение было 23 июля. (33, 603) Дату Лаврентьевской летописи можно свести к 18 августа предположением о случайной утрате буквы-цифры «десять». Восемнадцатое августа приходилось на среду, 8 августа — на воскресенье. Примирить сведения Ипатьевской летописи с остальными источниками предположением о том, что в ней отражены дни недели: первый — понедельник, второй — вторник, нельзя. Отсюда следует, что её автор не знал точной даты кончины Олега. Ему было известно о том, что это событие произошло в августе после затмения и о похоронах на второй день по кончине. Выражение «во второй день» он понял как обозначение 2 августа и отсюда вывел 1 августа в качестве дня смерти. Олег Святославич умер 18 августа 1115 года.

Из настоятелей монастырей в списках значатся Прохор, игумен Печерского монастыря, Савва, игумен Спасского монастыря, Сильвестр, игумен Михайловского Выдубицкого монастыря, Григорий, игумен Андреевского монастыря, Пётр, игумен Влахернского монастыря, Феофил, игумен Дмитровского монастыря. В «Сказании» на почётном втором месте следом за печерским игуменом стоит Савва, в Ипатьевской летописи — Сильвестр.

Татищев привёл рассказ, близкий к рассказу из Ипатьевской летописи, но благожелательный по отношению к Владимиру Мономаху:

«6623 (1115). Владимир, великий князь, согласяся с братьею Давыдом и Ольгом Святославичи, перенесли мосчи святых мученик Бориса и Глеба из деревянной в новопостроенную каменную церковь и для того съехались сами в Вышград. Первее освятили церковь маиа в 1 день, где было собрание великое народа от всех стран: митрополит Никифор, епископи Феоктист черниговский, Лазарь переяславский, Никита белогородский, Даниил юриевский; игумени Прохор печерский и аз, Сильвестр михайловский, Савва спаский, Григорий андреевский, Петр кловский и пр. По освясчении церкви обедали у Ольга Святославича, был пир великий и угосчение всем довольное.

Во 2 день маиа, собрався вси к церкви деревянной и отпев молебная, возложили на воз мосчи св. Бориса и повезли со свечами и пением. Митрополит с клиром шел по чину пред гробом, а за гробом князи и вельможи. Народ же угнетался по пути, всяк хотел прикоснутися мосчам святым, что невозможно было вести тесноты ради. Князем же не могусче народ отбить. Велел Владимер по сторонам сребреники, белки и парчи разрезывая метать, обаче множайшая часть на то не смотрели. И, едва провезши, в церковь внесли, и, поставя среди церкви, паки шли возвратно, и, взяв гроб св. Глеба, несли тем же чином. И, поставя подле гроба Борисова, совершили литургию, потом поставили в камору, зделанную для них. И праздновали три дня с великим веселием. И народ сшедшейся писчею и питием Владимир каждодневно по несколько тысеч, иных же Святославичи и митрополит довольствовали. По совершении же праздника разошлися с любовию кождой в дом свой». (38, 130)

Здесь вместо спора три дня идут весёлые пиры. Перенесение мощей чётче, чем в рассказе из Ипатьевской летописи, показано совершённым не двумя враждебными друг другу группами знати, а общими усилиями. Вначале все перевозят одну раку, затем все возвращаются и перевозят другую. Дважды упоминается о том, что переносили согласно чину: перед гробом шли митрополит с клиром, за гробом — князья и вельможи. Народ по пути терпел тяготы, так как в тесноте все стремились прикоснуться к ракам. На самом же деле угнетались вельможи, тянувшие каменные раки. Возглавляли эту бурлацкую процессию благочестивые князья. Впереди всей процессии шёл митрополит, а за ним — остальной клир. Но наряду с этими искажениями появляются и новые, уже достоверные, черты. Устроителями пиров оказываются как Святославичи, так и Владимир с митрополитом.

Автором татищевского рассказа был участвовавший в перенесении мощей игумен Сильвестр, вставивший слова: «и я, Силвестр». Поэтому рассказчик отвёл себе место как можно более почётное в ряду иных игуменов. В киевской версии он поставил себя на третье место среди игуменов, так как в киевской церковной иерархии он стоял ниже Саввы. Но в черниговской версии он уже не стал стесняться киевлян и отодвинул Савву на третье место.

Сильвестра следует признать автором рассказа о перенесении мощей из Ипатьевской летописи и краткого, но очень достоверного пересказа событий из Радзивиловской и Лаврентьевской летописей.

Сильвестр создал окончательную редакцию «Повести временных лет», что удостоверил авторской записью под 6524 годом. Эта запись в Радзивиловской и Лаврентьевской летописях короче, нежели у Татищева, а в Никоновской летописи — пространнее татищевской.

Сильвестр написал несколько редакций своего сочинения с разнящимися описаниями перенесения мощей, при этом если одни версии предназначались для киевлян и ориентировались на Владимира Мономаха, то в других деяния Святославичей были показаны более благожелательно. Причём авторская приписка создателя летописи, посвящённая Владимиру, стоит только в киевских версиях сочинения и отсутствует в более доброжелательной к черниговским князьям Ипатьевской летописи. Сильвестр в угоду черниговским князьям создал особую версию событий, но из опасения гнева великого князя не стал подписывать сочинение.

После перенесения мощей Сильвестр был назначен епископом Переяславля-Южного, что сделало его творчество более независимым от официального Киева. Епископом Чернигова был товарищ Сильвестра по Печерскому монастырю Феоктист. С какой-то поездкой переяславского епископа Сильвестра в Чернигов и следует связать появление прочерниговского рассказа Ипатьевской летописи о перенесении мощей.

Предыдущее перенесение мощей святых Бориса и Глеба было связано со строительством новой церкви при великом князе Изяславе Ярославиче. Нестор в «Чтении о святых мучениках Борисе и Глебе» приводит такой рассказ:

«Пришед же в един день (великий князь Изяслав. — В. Т.), виде церковь святою ветху сущю. Призвав старейшину древоделям, повеле ему церковь взградити в имя святою, назнаменовав же и место близ ветхыя церкви перваго места. Моля же преподобнаго митрополита Георгия, тогда пасуща Христово стадо, да створит молитву на месте том, подал же еи от имения доволное возгражение церкви, ти тако отиде в столный град... Старейшина же ту абие собра вся сущая под ни древоделя, сконцав же повеленое ему от благовернаго князя и в мале дний взгради церковь на назнаменоване месте, и возда ричие князю, яко скончана бысть церкы. Иже, слышав, посла к властелину града того, рекый: «Даю им от дани княжи украсить церковь». Он же вскоре повеленая ему створи.

Слышав же то, боголюбец Изяслав, яко всяко бысть доспена церквы, моли архиепископа Георгия, да шед принесет мощи святую в церковь, юже возгради. Архиепископ же собра весь причет церковный, и тако изидоша с кресты в преже реченый град, идеже бе тело святою. Иже и приишедша, створиша обычное обновление церкви новеи, и святую же литургию в неи скончаша. И в другый же день собра митрополит вся епископы и вся церковникы, идеже беста раце святою, хотя пренесение сотворити. Беша же вернии князи из областий своих и инии мнози пришли из областий своих, детеск несуще. Бе же и черноризеце множество собралося из манастырь своих, в них же преподобный отец наш Феодосий, игумен манастыря Печерскаго, светяся акы солнце посреде их, украшен добрыми нравы.

Митрополит же бе неверствуя, яко свята блаженная. Приступивше же, открыша раце святою ти видеша цела лежаща, церковь же исполнися благыя воня. То видев, митрополит ужасеся в уме и, обратився на восток, воздвиг руце на небо и глаголя: «Прости мя, Господи, яко согреших, неверствовах к святыма твоима, и помози неверованию моему. Се бо верую воистину, яко свята еста страстотерпца твоя».

Таче потом, приступив, изя руку блаженаго Бориса, бе бо мощими лежай, и целовавше, прикладая к очима и к сердцю. Таче потом благослови ею благовернаго князя Изяслава, потом же брата Святослава, и оста ноготь един на главе его, на благословение ему, потом же пакы боголюбец Всеволода, — тако и вся; потом же вся люди. Ти тако положи ю на своем месте. Таче потом, вземше раце, несоща в новую церковь ти ту поставиша на деснеи стране. В лето 6580, месяца мая в 20. Створиша же праздник велик в тот день, таче разидошася в своя домы, славяще Бога.

Многа же чюдеса створи Бог на месте том святыма своима страстотерпцема, яко же и на первем месте. Еже аще по единому начали быхом писати, велико бы бремя книг, но никому же неверно да не мнится о них». (10, 106–107)

В 1072 году 20 мая было воскресеньем. Дата приведена по «эре - 5508 года». В субботу 19 мая была освящена новая деревянная церковь, наскоро построенная взамен обветшавшей. На следующий день собравшиеся князья, церковнослужители и простонародье торжественно перенесли мощи и установили их на правой стороне от входа в церковь. Новая церковь была построена рядом со старым храмом на средства великого князя.

По именам в рассказе названы князья Изяслав, Святослав и Всеволод, чудесно уверовавший в святость Бориса и Глеба митрополит Георгий и наставник автора «Чтения» игумен Печерского монастыря Феодосий.

В Радзивиловской летописи упоминается более широкий круг участников:

«В лето 6580. Преносоша святая страстотерпця Бориса и Глеба. Совокупившеся Ярославичи: Изяслав, Святослав, Всеволод; митрополит Георгии, епископ Петр Переяславски, Михаил Гургевский, Феодосеи, игумен Печерскыи, Софронии, святаго Михаила игумен, Герман, игумен святаго Спаса, и Никола, игумен Переяславскыи, и вси игумени створиша праздник, празноваша светло и преложиша я в новую церковь, юже сдела Изяслав.

Вземше первое Бориса в древяне раце Изяслав, Святослав, Всеволод, вземше на рамы (плечи. — В. Т.) своя, понесоша, предидущим черноризцем свеща держаще в руках, по них дьякони с кадилы, та же презвитеры, и по них епископи с митрополитом, по них с ракою идяху.

И принесше в новую церковь, и отвориша раку, исполнися церкви благоуханиа, воня благы; видевши же се, прославиша Бога. И митрополита ужасть обиде, бе бо нетвердо верова к нима; и паде ниц, просяще прощения. И целовавше мощи его, вложиша в раку камену. По сем же, веземше Глеба в раце камене, вставиша на сани, емше за ужа, повезоша. И яко быша в дверех, ста рака, не поидуще. И повелеша народу возывати: «Господи помилуй». Повезоша и положиша я месяца маия в 2. Отпевши литургию, обедавше братья на совокупе, кождо со бояры своими, и со любовию великою. Бе бо тогда держа Вышгород Чюдин, а церковь Лазарь. По сем же разидошася восвояси». (29, 76)

Мощи св. Бориса в старой церкви покоились в деревянной раке. Её взяли на плечи собравшиеся князья и понесли вслед за церковным клиром, возглавляемым митрополитом. Князей было трое, нести же раку должны были вчетвером. Четвёртым стал какой-то не удостоенный упоминания вельможа. Вышгородом правил Чудин, а настоятелем Борисоглебской церкви был Лазарь. Чудин должен был принимать самое активное участие в возведении новой церкви и в организации перенесения мощей. Надо полагать, что он помогал переносить мощи св. Бориса. Уже в новом храме мощи были переложены в приготовленную каменную раку.

Следом, впрягшись в верёвочные тяги, волокли на санях каменную раку св. Глеба. Судя по последующему перенесению, князья в таком волочении не участвовали, поэтому можно предполагать, что вслед за князьями каменную раку влекли вельможи. В дверях церкви возникла заминка, которую удалось устранить только после молитвенных песнопений. После литургии князья вскладчину устроили пир, на котором присутствовали их бояре и, надо полагать, митрополит, епископы и иные видные церковнослужители.

В Лаврентьевской и Ипатьевской летописях о новой церкви сказано: «яже стоит и ныне». Рассказ был написан до перенесения мощей 1115 года, так как после освящения новых церквей старые ветхие церкви разбирались.

Перенесение мощей датировано 2 мая. В Ипатьевской летописи записано «месяца мая в 20». В 1072 году 2 мая было ничем не примечательной средой. Судя по всему, в результате случайной утраты счётной буквы «20» предлог «в» стал восприниматься как обозначение цифры «2» и перенесение стали ошибочно датировать 2 мая. Распространению этой ошибки, попавшей и в сочинение Татищева, способствовало выпавшее на 2 мая более позднее перенесение мощей.

Летописный рассказ о перенесении мощей 1072 года послужил образцом для описания их последующего перенесения. Чудо при перенесении раки св. Глеба подало пример для рассказа о более позднем чуде 1115 года.

Весьма сходно с летописями события излагаются в «Сказании о чудесах святых страстотерпцев Христовых Романа и Давида»:

«И минувшем летом 20, и церкви уже обетшавши, и умысли Изяслав возградити церковь нову святыима страстотерпцема, в верх един.

О пренесении святою мученику. Бысть же в время перенесению святыима мученикома Романа и Давида. И совокупившеся вся братия: Изяслав, Святослав, Всеволод, митрополит Георгии Кыевскыи, другыи — Неофит Черниговскыи, и епископи Петр Переяславскыи и Никита Белогородскыи и Михаил Гургевскыи, и игумени Феодосии Печерскыи и Софронии святааго Михаила и Герман святааго Спаса, и прочии вси игумени: и створиша праздник светло.

И вземше первое святааго Бориса в раце деревяне вземше на рама князи, предъидущем преподобныим черноризцем с свещами, а по них диякони, таче и прозвутери, и по сих митрополита и епискупи, и по них с ракою идяаху. И принесше в церковь, поставиша, и отверзше раку, и исполнися церкы благоухания и воне пречюдны, и вси видевше прославиша Бога. И митрополита обиде ужас, бяше бо и не твердо веруя к святыма, и пад ниц, просяше прощения. И целовав мощи, вложиша в раку камяну. По сем, веземше Глеба в раце камяне, вставивше на сани, и имше ужи, повезоша. И яко быша в дверех, рака ста не постпячи, и повелеша народу звати: «Господи помилуи!» И моляхуся Господеви и святыима, и абие повезоша и.

И целоваше святааго Бориса главу, а святааго Глеба руку. Везьм же, Георгии митрополит благословяше князе Изяслава и Всеволода. И пакы Святослав, им руку митрополичу и дрежащю святааго руку, прилагааше к вреду, имже боляше на шии и к очима, и к темени, и по сем положи руку в гробе. Начаша же пети святую литургию. Святослав же рече к Бернови: «Нечто мя на голове бодет». И сня Берн клобук с князя, и виде ноготь святааго, и сня с главы и вдасти и Святославу. Он же прослави Бога о благодарении святою.

И по литургии вся братия и обедаша вси на купь, и праздноваша празднество светло, и много милостыня убогым створиша, и целовавшеся, мирно разидошася к(а)ждо в свояси. И оттоле утвердися таковыи праздник месяца маия в 20, в славу и честь святыима мученикома, благодатию Господа нашего Исус Христа». (10, 73-74)

Здесь приведена правильная дата перенесения мощей - 20 мая, более точно описано благословение главой св. Бориса и рукой св. Глеба, а не рукой св. Бориса, как в летописи. При убиении у св. Бориса была отделена голова, а у св. Глеба — правая рука. В остальном же их нетленные тела и спустя много лет оставались в целости. Поэтому из рак для благословения собравшихся доставали голову одного святого и руку другого.

Перенесение мощей 20 мая 1072 года состоялось через 20 лет после более раннего перенесения, что даёт 1052 год. Предшествующие этому более раннему перенесению события в «Сказании» изложены следующим образом. У гробов святых братьев происходили чудеса исцеления. Вначале излечилась нога у отрока, затем избавился от слепоты некий муж. Во время исцеления сухоногого ему явились святые братья, перед которыми нёс свечу св. Георгий Угрин, погибший при пленении Бориса. Далее последовало строительство церкви:

«Тогда Миронег поведа князю обе чюдеси. Ярослав же князь, си слышав, славяше Бога и святая мученика, и призвав митрополита, сказавше ему с веселием. Сии слышав, (с) архиереи хвалу возда Господеви, и глаголаше к князю добр совет, богоугоден, да бы сделал церковь прелепу и пречестну. И годе(н) бысть князю совет его. И возгради церковь велику, имеющю верхов, и испеса всю, и украси ю всею красотою. И шедше с хресты Иоан митрополит, и князь Ярослав, и все поповство, и людие, и пренесоша святая, и церковь святиша, и уставиша праздник праздновати месяца иулиа в 24: в он же день убиен преблаженыи Борис, в те же день и церкы священа, и пренесена быста святая». (10, 73)

Строительство великой церкви состоялось по ходатайству Миронега, вышгородского градника, то есть правителя города, и по воле Ярослава Мудрого. Церковное освящение и перенесение мощей произошло 24 июля. Около 1052 года 24 июля приходилось на воскресенье в 1054 году. Двадцатилетний отсчёт вёлся от даты перенесения по «эре - 5506 года».

Становится понятной причина исчезновения из описания года перенесения мощей. Согласно позднее установившейся традиции кончину Ярослава Мудрого относили к весне 1054 года. В соответствии с такими представлениями он не мог участвовать в июльских событиях. На самом же деле великий князь скончался позднее 1054 года.

Руководителем Русской церкви назван митрополит Иоанн. Но в это время митрополитом был Иларион. Поздние редакторы сокрыли участие Илариона в перенесении мощей.

Нестор поместил в своё «Чтение» такой рассказ:

«Таче потом властелин градный, шед к христолюбивому Ярославу, то поведа ему все о святою, яже слышав, почюдися тому. Потом же пришедшю к нему архиепископу Иоанну, исповеда ему христолюбец, како святая имущему суху ногу целу створиста и како очи слепому даста. Архиепископ же, то слышав, ужасен сы бысть, и совет же благый помыслив в уме, глаголя к христолюбцю: «Лепо ли бы нам, благоверный царю, церковь имя ею взградити и уставити день, воньже празновати има». То слышав христолюбивый князь от митрополита и рече ему: «Благ совет твой, отче, и яко велиши, тако створим».

Потом же повеле древоделям приготовлять древо на сограждение церкви, бе бо уже время зимно. Они же повеленое им от христолюбца приготоваша древо. И наставшу лету, взградившю церковь во имя святою блаженою страстотерпцю Бориса и Глеба, о клетце, в неи же стояста раце святою. Христолюбивый же князь украси церковь 5 верх и всякими красотами, иконами и иными писмены. Повеле же и на иконе святою написати, да входяще вернии люди в церковь ти видяще ею образ написан, и акы самою зряще, ти тако с верою и любовию покланяющеся има и целующе образ ею.

Таче потом христолюбец моли я, рече архиепискупа, да шед освятить церковь и святую службу створить в неи. Он же, ту абие поим попове и дьяконы и весь причет церковный, иде в преже реченый град, купно с христолюбивым Ярославом и с велможами. Пришедшим же им в град, и створи архиепископ обычное храму обновление, рекше священие. Раце же святою постави в церкви на деснеи стране, месяца июля в 24 день, в не же блаженный Борис убиен бысть. Устависта же христолюивый Ярослав и преподобный митрополит Иоанн в день на всяко лето праздник творити има, яко же и ныне свершается.

Таче потом, яко сконча святую литургию, пояты и благоверный князь Ярослав на обед со всеми обретшимися ту. Взвесели же ся христолюбец веселием духовным, яко тако благодати сподобистася святая его брата: уже не от инех слышал, но и самовидец бысть. И еще бо им всем сущим на светеи литургии, и человек хром, не могы ходити, с трудом же великом прилезе к раце святою, моляшеся, припадая: и яко приближишася к ракам, ту абие утвердистася нозе его, и восстав, хожаше пред всими, славя Бога и святою.

Створи же христолюбец пир велик, праздник святою, не токмо боляром, но и всем людем, паче же нищим и всем вдовицам и всем убогым, повеле же и от имения своего даяти им. Створи же тако, празднующе до осмаго дне. Таче потом христолюбец, шед в столный град, повеле властелину града того даяти от дани церкви святою десятую часть. Архиепископ же остав постави попы и дьяконы, и повеле им пети в церкви святою вечернюю и заутренюю, и святую литургию по вся дни служити. И постави старейшину, ти тако отиде в свою кафоликани иклисиа». (10, 104–105)

Раки святых поставили на правой стороне от входа в церковь. В последующем эта традиции сохранялась, и её защищали братья Святославичи в споре с Владимиром Мономахом. Великая церковь была о пяти главах. В 1072 году возвели одноглавый храм меньших размеров.

Празднование продолжалось восемь дней - с воскресенья до воскресенья. Церковь была вновь созданной, и Илариону пришлось назначать на службу в ней попов и дьяконов, а также выбирать церковного старосту из жителей города. На содержание храма выделили десятую часть собираемых вышгородскими властями великокняжеских доходов.

При праздновании перенесения мощей святых братьев Иларионом был установлен их общерусский культ и назначен ежегодный день памяти 24 июля. Ранее они были местночтимыми вышгородскими святыми.

Иларион-Иаков в «Памяти и похвале князю русскому Владимиру» сообщает о себе как о писателе:

«Такоже и аз, худый мних Иаков, слышав от многих о благовернем князе Володимери вся Рускыя земля, о сыну Святославле, и мало собрав от многых я добродетели его написах, и о сыну его, реку же святую и славную мученика Бориса и Глеба». (10, 23)

Близость содержания житий князя Владимира и княгини Ольги к творчеству Илариона говорит в пользу того, что он был их автором. Иларион называет себя автором рассказа о Борисе и Глебе, в установлении культа которых он принял живое участие. Его записями о событиях 1054 года воспользовался Нестор.

Традиция связывает авторство «Сказания о Борисе и Глебе» с Иаковом Черноризцем, то есть с Иларионом. В «Сказании» содержатся сведения о семействе Владимира Святого, вошедшие в состав старших летописей. Жизнь Владимира по крещении определена в 28 лет, как и в «Памяти и похвале князю русскому Владимиру». Кончина Бориса отнесена к 24 июля, как и в рассказе о перенесении мощей святых братьев в 1054 году. Автор «Сказания» называет Владимира Святого Василием, сыном Святослава, внуком Игоря, вспоминает любимого Иларионом Соломона, и в целом питает пристрастие к библейским образам. Близко к творческой манере Илариона и сравнение русских городов и русских святых с более известными иноземными. Вышгород назван второй Солунью, Глеб-Давид уподобляется библейскому царю Давиду. Глеб был назван в честь св. Давида Солунского, поэтому для сравнения была взята Солунь. Содержание «Сказания» подтверждает авторство Илариона.

В «Сказании» сообщается о Вышгороде как о городе, прославленном чудесными исцелениями, дарованными святыми братьями. Оно составлено позднее их общерусского прославления в 1054 году. В нём Иларион предстаёт церковным писателем и собирателем сведений о русской старине, которые позднее лягут в основу летописания. По творческой манере «Сказание» близко «Памяти и похвале князю русскому Владимиру» и написано с ней примерно в одно и то же время.

Сочинения Илариона легли в основу начальной части «Сказания о чудесах святых Христовых Романа и Давида», завершённого Сильвестром. Рассказ о почитании Бориса и Глеба Иларион довёл до событий 1072 года. Но только «Сказание о Борисе и Глебе» получило самостоятельное хождение, остальные же его сочинения о святых братьях вошли в состав работ последующих писателей.

Самостоятельное хождение «Сказания о Борисе и Глебе» и «Памяти и похвалы князю русскому Владимиру» говорит о том, что они были обнародованы во время большого собрания грамотных людей. После кончины Ярослава первым таким общерусским собранием духовной элиты было перенесение мощей Бориса и Глеба 1072 года. В этом году день памяти Владимира Святого 15 июля приходился на воскресенье, и обнародование очередного славословия ему было уместным. Поэтому создание «Памяти и похвалы князю русскому Владимиру» следует отнести к 1072 году.

Иларион приурочивал празднование памяти святых братьев к 24 июля, которое приходилось на воскресенье в 1071 году. Готовясь к празднеству, Иларион написал «Сказание о Борисе и Глебе». Оно дало новый импульс почитанию святых и способствовало строительству нового храма в Вышгороде. Это «Сказание» имел в виду автор, упоминая в «Похвале» о своём сочинении, посвящённом Борису и Глебу.

Иларион участвовал в перенесении мощей 1072 года, которое позднее запечатлел. Во время празднества он обнародовал как «Похвалу», так и «Сказание», объединённые общим мотивом прославления первых русских святых. Историю обретения мощей святых братьев и их неоднократного перенесения он составил позднее майских событий 1072 года.

Близостью Илариона к Глебу Святославичу следует объяснить включение в описание перенесения 1072 года рассказа о чуде с ракой св. Глеба. Подобное же доброжелательное отношение к черниговским князьям подвигло Сильвестра на создание рассказа о чуде с ракой св. Глеба 1115 года.

Перенесение мощей 1054 года было не первым. В предшествующее время при Ярославе и митрополите Иоанне было ещё одно перенесение мощей святых братьев в церковь. В «Сказании о чудесах святых страстотерпцев Христовых Романа и Давида» оно описано так:

«Поведаша же Ярославу о всем сем. И призвав митрополита Иоана, сказааше ему все о святою мученику, брату своею. И бысть преужасн и в усомнении, таче и в дерзновени и в радости и к Богу. И ошед от князя, собрав клирос и все поповство, и повеле поити с кресты Вышегороду. И придоша до места, идеже лежаста святая. Бяше же с ними и князь Ярослав. И поставили же беяху ту клетку малу на том месте, идеже бяше церкы сгорела. Архииепископ же пришед с кресты и сотвори в тои клетце всенощное пение.

О изнесении святою.Наставшю же дни, иде архиепископ Иоан с кресты, идеже лежаста святою телеси пречистнеи, и сотворив молитву, повеле откопати персть, сущюю над гробом святою. Копающем же, и исхождааше благая воня от гробу ею святою, и откопавше, изнесоша я от земле. И приступив, митрополит Иоан с презвутеры, с страхом и любовию, откры гроба святою. Ти видеша чюдо преслано: телеси святою никакоя же езвы имущи, но присно все цело, и лици бяста светлее акы ангела, яко дивитися и архиепископу зело, и всем людем исполнешемся благоухания многа. И внесеше в ту храмину, яже бяше поставлена на месте погоревшия церкве, и поставиша я над землею, на деснеи стране». (10, 72)

На месте сгоревшей вышгородской церкви была построена малая церковь. В ней по правой стороне были помещены выкопанные из земли мощи. Сходный рассказ имеется в «Чтении о святых мучениках Борисе и Глебе»:

«Потом же старейшина, иже бе властелин граду тому, щед к христолюбцю Ярославу, взвести ему вся, яже о святою и опалении церкви. Иже, слышав, повеле призвати архиепископа Иоана, тогда пасуще Христово стадо разумных овец Его. Пришедшю же ему, исповеда ему христолюбивый князь вся, яже о святою блаженною страстотерпцю Бориса и Глеба.

Слышав же то преподобный архиепископ от христолюбця, и ужасен бысть, и воскоре собратися повелев всему крилосу церковному. И в утри день с кресты изидоша поюща в преже реченый град, идеже лежит тело святою страстотерпцю Христову Бориса и Глеба. Таче же ископавше, изнесоша ковцега от ядр земленых и поставиша я на земли: яко ведеша ковчег верни людие, покланяхуся, с страхом приходяще к нима. Потом же приступи архиепископ с прозвутеры и открыша раце святою. Верни людие покланяхуся, с страхом приходящее к нима. Потом же приступи архиепископ с прозвутеры и открыша раце святою, ти видеша тело блаженною, ни поне единого струпа от язв имуще на собе, и беста акы снег белеющася, лице же ею светяся акы ангелома, яко же на много час чюдитися архиепископу и всем людем. Исполни же благоухания не токмо место то, но яко и в(е)сь град, яко же не мощи им насытися благая воня.

Потом же, раце вземше святою, внесоша же в преже реченую клетку ти ту поставиша на деснеи стране. Сотворивше же святую службу, ти тако отидоша, славяще Бога». (10, 102–103)

Рассказы не содержат датировок. Судя по упоминанию митрополита Иоанна, эти события происходили при его жизни, то есть ранее 1036 года. Становится понятным появление имени Иоанн в описании перенесения 1054 года. В своём сочинении об истории прославления святых братьев Иларион записал имя митрополита, осуществившего более раннее перенесение, но в описании событий 1054 года себя упоминать не стал. Анонимность облегчила причисление перенесения 1054 года к деяниям Иоанна.

В Вышгороде была утрачена память о месте захоронения святых. В «Сказании о чудесах святых страстотерпцев Христовых Романа и Давида» читаем:

«Елма же не ведяху мнози Вышегороде лежащю святою мученику, святою страстотерпцю Христову Романа и Давида, но Господь не дадяаше таковууму сокровищю крытися в земли». (10, 71)

Место захоронения было обнаружено варягами:

«Придоша единою варязи близ места, идеже лежаста святая под землею погребена, и яко един вступи, том часе огнь ишед от гроба и зажже нозе его, и искочив, начат поведати, и нозе показывая своеи дружине опалене и ожжене. И оттоле начаша не смети близ приступати, но с страхом покланяахуся». (10, 72)

В «Чтении о святых мучениках Борисе и Глебе» речь идет об одном теле:

«Колми паче Богу лепо явити христолюбчем людем телу угоднику своею, страстотерпцю Бориса и Глеба, да не тако забыто под землею скровено будет тело святое, но на явлене подобаше месте положенома быти.

Близ бо бе места того, идеже лежаще тело святу страстотерпцю, приходяще из иное страны варязи стояху. И се един от них, не веды, возиде на святую: ишедый пламы опали ему нозе. Он же, не терпя, скочи с места того, и не можаше ходити, и возвести дружине своеи. Они же, то слышавшее, таче и видевше нозе его опалене, от того часа не смеяху приближитися к месту тому. И того услышавше гражане, приходяще, с страхом покланяхуся у гроба святою». (10, 102)

В Вышгороде остановилась варяжская дружина, и один из варягов, случайно наступивший на могилу святого, был опалён чудесным огнём. Мощи св. Глеба были ранее перенесены по приказу Ярослава из-под Смоленска. Его могила была известна. Сокрытыми были мощи св. Бориса, убитого по приказу Святополка варягами и ими же тайно захороненного в Вышгороде. В варяжском отряде служил человек, знавший местоположение его могилы.

В «Сказании о чудесах» непосредственной причиной перенесения назван церковный пожар, случившийся вскоре после чуда с варягом:

«По сих по мале дний взгореся церкы та святааго Василия, у нея жа лежаста святая. И течаху людие на позор, и горяше церкы от верха, и все изнесоша иконы и сосуды, и ничто не сгоре, токмо церквы едина». (10, 72)

В «Чтении» описание событий более подробное:

«Загореся ту сущия церкы образом сим. Пономарьбо тоя церкве, яко же по утреннем петьи омрачен быв сном от вселукаваго сотоны и не смотри истие в церкви, и тако же изиде с тщанием в дом свой, забыв свеще горящеи на высоце месте. И яко же помалу от того возгореся церкве та. Но обаче и се вскоре узревше, верни людие изнесоша вся сущая в неи, яко же ни малу чему от тою погыбнути, разве храма единого. И весе, мню я, Божиим попущением сему бытии. Убо тои худе сущи, обетшане древом, дабы же ина церкы пакы взграждена была на том месте во имя святою и блаженною страстотерпцю Бориса и Глеба, и тело же тою изнесено бысть любвию от ядр земленых. Яко же и бысть». (10, 102-103)

Оплошность пономаря, забывшего горящую свечу, привела к пожару. Свеча стояла на высоком месте, и поэтому пожар начался наверху здания. Нестор имел более полное сочинение Илариона, нежели трудившийся после него Сильвестр.

Могилы братьев находились вблизи церкви св. Василия, поставленной в честь Владимира Святого. Ко времени описываемых событий церковь обветшала. Обнаружение могилы св. Бориса и церковный пожар привлекли внимание Ярослава Мудрого к Вышгороду.

Автор считал, что уже эта малая церковь была посвящена святым братьям. На самом же деле их культ был введён только в 1054 году. Возобновлённая после пожара церковь была посвящена св. Василию. Но помещение в неё деревянных рак с мощами сыновей Владимира Святого положило начало их местному почитанию.

Варяжские отряды были на службе у Ярослава Мудрого в 1024, 1026, 1031-1033 годах. По весне 1024 года его армия спустилась на юг от Новгорода, получила в Киеве подкрепление, а затем потерпела поражение от войск Брячислава и Мстислава. После этого хозяином Киева стал Брячислав. События происходили стремительно, и Ярославу было не до строительства церкви вместо сгоревшей.

В 1026 году армия Ярослава без боя заняла Киев. В этом году помогавшие ему скандинавы могли оказаться в Вышгороде.

В 1032 году варяги, отозванные из Закавказья, стремительно проследовали через Киев для участия в польском походе. Зимой варяги ходили в поход на чудь. Судя по судьбе участвовавшего в польском походе Харальда Сигурдсона, в дальнейшем они оказались на византийской службе. В Константинополь с русского севера варяги могли попасть только через Киев. Это значит, что по весне 1033 года они ещё раз побывали в Киеве, откуда отбыли, дождавшись традиционного для плавания в Византию времени.

Вышгород был городом великой княгини Ольги. В 1017 году в нём жила Мария, последняя из оставшихся в живых жён Владимира Святого. Присутствие варягов в Вышгороде говорит о том, что он стал резиденцией великой княгини Ингигерд. Варяжский отряд состоял в основном из норвежских сторонников Олава Святого, среди которых был Гарда Кетиль, побывавший в 1024 году на Руси. В отряде могли быть и иные скандинавы, участвовавшие в убийстве Бориса или слышавшие рассказы об этом убийстве.

Согласно Константину Багрянородному, Вышгород был одним из городов, откуда русы выступали в плавание к Константинополю в X веке. По его мнению, в июне месяце они, минуя Киев, достигали более южного Витичева. (17, 45–47) Но так путешествовали русские посольства, прибывавшие в Константинополь к сентябрю. Военные отряды достигали Византии в июне, и военные экспедиции начинались с открытием речного судоходства. Из Новгорода в Киев ладейный флот должен был попадать в конце апреля — начале мая.

В 1054 году Иларион ввёл празднование памяти святых братьев 24 июля, к которому приурочил перенесение их мощей во вновь построенную церковь. Но последующие устроители перенесений не поддержали его нововведений и приурочивали перенесения к 20 и 2 мая. Майская традиция должна была иметь более ранние основания. В 1033 году 20 мая приходилось на воскресенье, в 1026 году – на пятницу. Судя по всему, первое перенесение мощей произошло 20 мая 1033 года, и на нём основывались организаторы торжеств 1072 года, выбирая день для празднества.

В Тверской летописи в статье 6527 года есть рассказ с названием «О взыскании тела святаго Глеба». В нём сообщается о поисках Ярославом после победы над Святополком тел Бориса и Глеба:

«Ярослав же начат вопрошати о телесах святою: «Како или где положена еста?». И о святем Борисе поведаша ему, яко в Вышегороде положен есть, а о святем Глебе вси ведяху, яко во Смоленсце убиен есть, но не ведаху, где положен есть. И тогда сказаша ему, яже слышаша от приходящих оттуду, како видеша свет и свеща в пусте месте. И то слышав Ярослав, посла на взыскание к Смоленску прозвытеры, рече: «Яко той еси мой брат». И обретоша его, идеже бяху видели, и шедше с кресты честно, и с свещами мноземи и кадилы, и, вложивши в корабль, и привезоша и, положиша его в Вышегороде, идеже лежит тело преблаженнаго Бориса. И раскопавше землю, ту положиша его, недоумеюще бо еще, якоже бе лепо и честно.

Се же пречюдно и дивно и памяти достойно, како и колико лет лежало тело святаго Глеба, то же неврежденно пребысть ни от единого плотоядных зверий, или птиц, или гад, не бяше почернело, яко же бо имат обычай телеса мертвых, но светло, и красно, и цело, и благовоню имуще. Тако ко Богу сохраншу своего страдальца тело». (30, 141)

Услышав о чудесных явлениях, Ярослав послал к Смоленску священников, которые обнаружили тело Глеба и доставили его в Вышгород. Автор этого рассказа считал, что обретение мощей св. Глеба произошло в год битвы со Святополком на Альте, то есть в 1019 году.

В «Чтении» приведена несколько иная версия:

«Повеле же христолюбивый князь (Ярослав Мудрый. — В. Т.) изискати тело святого Глеба, его же много искавше и не обретоша. По лете же едином ходяще ловци обретоша тело святого лежаще цело, ни зверем, ни птицам прикоснувшимся его. Абие шед в град, возвестиша старейшине граду. Он же, шед с отрокы, видев же святого, светящася яко молнии, и ужасен быв старейшина. Повеле слугам своим на месте том стрещи святого тела, дондеже посла возвестити христолюбцю Ярославу, тогда стол отца своего поддержащю. Иже слышав, списа епистолию к старейшине граду, да вскоре послет тело святого Глеба в преже реченый град, идеже бе тело блаженного положено. Старейшина же ту абие повеле отроком уготовати кораблец и тако вземше тело святого Глеба, со свещами и с темьяном и с великою честью несоша в кораблец, ти тако отплыша. Бывшю же строину ветру, приплыша в нарочитый град и ту положиша тело святого Глеба окрест Бориса, у церкви святого Василия, идеже чюдеса ради многа показа Бог угоднику ради свою». (10, 101)

Здесь между безуспешными поисками, последовавшими после гибели Святополка, и обретением мощей Глеба прошло не менее года. Разночтения в источниках говорят о том, что сочинители пользовались разными преданиями. Одни считали, что поисками занимались священники, другие выдвигали версию о находке тела лесными охотниками.

Нестор использовал сочинение Илариона, создавшего раннее ядро общерусского летописного свода. В старших летописях через одну годовую статью после рассказа о гибели Святополка в 6527 году следует сообщение о безуспешной борьбе в 6529 году Брячислава с Ярославом за Новгород. Выражение «по лете едином» следует понимать как пропуск статьи 6528 года. Иларион приурочивал обретение мощей св. Глеба к этой междоусобице, то есть к 1022 году.

Летом 1022 года Ярослав изгнал Брячислава из новгородских земель. Согласно «Чтению», Смоленском в это время правил некий старейшина, тогда как в предшествующее время смоленским князем был Судислав. Судислав во время междоусобицы Ярослава с Брячиславом и Мстиславом встал на сторону младших братьев и получил в награду Ростовское княжество. Убийство Глеба произошло во владениях Судислава, что говорит о его лояльности по отношению к Святополку. Ярослав считал Судислава своим противником и расправился с ним, как только не стало Мстислава.

После наведения порядка на севере Ярослав в конце лета или по осени 1022 года должен был возвращаться по Днепру в Киев. Путь его проходил мимо Смоленска. Отсутствие Судислава в городе говорит о том, что он либо был изгнан Ярославом, либо бежал, опасаясь его гнева.

В 1022 году день памяти Владимира Святого 15 июля был в воскресенье. Перенесение мощей в 1033 и 1054 годах также выпадало на воскресное 15 июля. Первоначально культ святых братьев развивался под знаком почитания их святого отца. Только позднее он приобрёл более самостоятельное значение. Так, перенесение 2 мая 1115 года состоялось в год, когда чествование св. Глеба 5 сентября приходилось на воскресенье. Большее значение его культа по сравнению с культом св. Бориса выразилось также и в формировании рассказа о чуде с обрывом канатов при перенесении раки именно св. Глеба.

В разгоравшейся борьбе за власть с младшими братьями Ярославу было выгодно возвеличивание страдальческого подвига Глеба, так как это служило укором Судиславу и Брячиславу — союзникам Святополка-братоубийцы.

Под 11 августа в святцах значится перенесение в 1191 году ветхих рак Бориса и Глеба из Вышгорода в Смоленск на Смядину. (34, 243) В 1191 году 11 августа было воскресеньем. В Смядине близ места гибели св. Глеба находился Борисоглебский монастырь, поэтому сюда и были доставлены реликвии из Вышгорода. Перенесение состоялось в августе, что, видимо, связано оно было с какой-то местной традицией.

В святцах под 12 августа значится память об убиении Бориса, сына Владимира. (34, 244) Датировка гибели Бориса 12 августа ошибочна. Но этот день соседствует с днём перенесения мощей 1191 года, и он в 1022 году приходился на воскресенье. По всей видимости, найденные в смоленских лесах мощи св. Глеба 12 августа 1022 года были торжественно перенесены на новое место. 12 августа приходилось на воскресенье в 1145 году, в котором была заложена каменная Борисоглебская церковь на Смядине, что подтверждает важность этого дня при воспоминании о святых братьях. (26, 27)

Будучи в Смоленске, Ярослав приказал отыскать захоронение своего брата. Местные власти исполнили это приказание. Стараниями охотников мощи были отысканы, затем их перевезли в Киев, поместив в Десятинной церкви — родовой усыпальнице Владимира и его потомков. В Вышгород мощи св. Глеба перенесли в 1024 году во время правления Брячислава, которому такое зримое напоминание о трагических событиях недавнего прошлого было политически невыгодным. Это перенесение осуществили священники, что и нашло отражение в «Сказании».

В одном рассказе о перенесении мощей св. Глеба сообщается о том, что он был захоронен рядом с церковью св. Василия, согласно другому - его похоронили в земле рядом с братом. Между тем обстоятельства 1033 года свидетельствуют об ином. Церковь была построена весьма малого размера, то есть наспех. Если бы тела обоих братьев покоились в земле, то в спешке не было бы нужды. В рассказах особо оговаривается, что из горящей церкви было вынесено всё ценное. Спешку в строительстве можно объяснить только тем, что нетленные мощи св. Глеба к тому времени стали объектом почитания и покоились в церкви. Это соответствует традиции похорон православных Рюриковичей и членов их семей внутри церквей.

Во время перенесения 1054 года мощи св. Глеба покоились в каменной раке, а св. Бориса — в деревянной. Это говорит о большей укоренённости культа младшего из братьев. Помещение в церковь на всеобщее обозрение мощей св. Глеба соответствовало интересам Ярослава. Их захоронение в землю после чудесного обретения в нетленном состоянии могло быть осуществлено только под давлением политических обстоятельств на время правления Брячислава. После раздела Руси в 1026 году мощи должны были находиться в раке в церкви св. Василия. То, что при восстановлении власти Ярослава они не были возвращены в Десятинную церковь, можно объяснить появлением к тому времени местного культа св. Глеба.

После пожара 1033 года мощи св. Глеба оказались без пристанища, что и стало главной причиной строительства новой церкви. Ко времени её освящения благодаря варягам удалось отыскать захоронение св. Бориса, тело которого также оказалось нетленным. Естественно, что его поместили в церковь рядом с братом.

Память о перенесении мощей 12 августа 1022 года и 20 мая 1033 года хотя и в довольно смутном виде, но сохранилась. Это говорит о том, что события были санкционированы церковными властями и записаны. В церковных рассказах сообщается об участии священников в перенесении мощей св. Глеба, а в событиях 1033 года — об участии митрополита Иоанна.

У истоков прославления первых русских святых стоял руководитель Русской церкви митрополит Иоанн. При этом его деяния шли вразрез с интересами Брячислава, княжившего в Переяславле — официальной митрополичьей резиденции. В конфликте между братьями Иоанн встал на сторону Ярослава и по крайней мере с 1033 года жил в Киеве. Видимо, с этим следует связать замедление строительства Спасского собора в Чернигове. Собор задумывался как новая резиденция митрополита, но после разрыва Иоанна с Брячиславом и Мстиславом у черниговского князя исчез стимул продолжать дорогостоящее строительство.