Историк Татищев, пользовавшийся не дошедшими до нашего времени летописями, уточняет, что Игорь поджидал брата у впадения Оскола в Северский Донец. Следовательно, за ночной переход Игорь не мог добрать­ся даже до Дона. Перед нами вполне рядовое событие на русско-половецком пограничье.

Игорь принадлежал к княжескому дому Ольговичей. Интересующие же нас сведения Ипатьевской летописи были написаны в Киеве во время прав­ления Рюрика Ростиславича, из семейства враждовавших с Ольговичами Мономаховичей. Летописец воспользовался попавшим в его руки рассказом о поражении политических противников своего князя, и трудно ждать от него безупречной объективности.

Другие летописи, такие, как Лаврентьевская и Радзивиловская, со­держат описание, во многом дополняющее рассказ киевлянина. Но и их записи о походе были сделаны во владениях Мономаховичей. Можно предпо­ложить, что летописные версии предприятия Ольговичей, исходящие из уделов их врагов, оставили от обширного рассказа только то, что удовле­творяло бы противников Игоря.

Сравнение с данными иных источников говорит о том, что описание похода Игоря в Ипатьевской летописи искажено. Оказывается, второе побо­ище Ольговичей продолжалось не два, а три дня, да еще три дня они провели на захваченных у половцев в первом сражении становищах. Оконча­ние похода известно — «во второе воскресенье после Пасхи», т.е. 5 мая. Затмение произошло в среду 1 мая. Если между переправой через Донец и поражением согласно Ипатьевской летописи насчитывается 4 дня, то в действительности — не менее 8 дней.

Мы могли бы отбросить киевскую версию, но в «Слове о полку Иго- реве» эпизод с затмением также предшествует встрече Игоря со Всеволо­дом. Согласно летописям, первые сражения происходят в районе рек Сюурли и Сальница, которые исследователи отождествляют с левыми притоками нижнего Дона. Вроде бы русы успели перейти за Дон. Но в «Слове» сказа­но, что разбитые половцы побежали к Дону. Значит, река все-таки оста­лась русам недоступной. Еще более запутывают ситуацию сведения о союз­ных им ковуях, которые на заключительном этапе похода «в море истопоша». Никакого моря ни в районе Оскола, ни в районе Сала не имеется.

Получившаяся адская смесь из противоречивых указаний приводила исследователей в отчаяние и порождала самые разные версии обстоятельств похода. Пожалуй, единственный эпизод, не подвергавшийся сомнениям, был связан с солнечным затмением. По летописям, затмение произошло вечером 1 мая 1185 г. Выполненные астрономические расчеты подтвердили эту дату.

В 1916 г. академик Соболевский закончил исследования, давшие ключ к решению вековой загадки. Но со следующего года начался массовый отстрел русских историков, и ключом воспользоваться стало некому.

Что же обнаружил академик? Он заметил, что эпизод с затмением в «Слове»предшествует не только стоянию у Оскола, но и самому началу похода. Был сделан простой вывод. В обветшавшей рукописи лист с описанием затмения выпал, и его положили в начальную часть древней книги. Академик предложил переставить эпизод далее по тексту, с тем чтобы он соответствовал Ипатьевской версии.

По недосмотру какого-то нерадивого интернационалиста в живых оста­лась дореволюционный ученый-филолог Адрианова-Перетц. В 1948 г. ей удалось подкрепить гипотезу Соболевского материалами сочинения XIV в. «Задонщина». В «Задонщине» обильно используется текст «Слова». По структуре этих заимствований можно сделать выводы относительно содер­жания списка гениальной поэмы, имевшегося у автора более позднего сочи­нения.

Реконструкция текста «Слова» при помощи текста «Задонщины» показы­вает, что эпизод с затмением первоначально следовал за описанием раз­грома половцев. Эта скромная перестановка как по мановению волшебной палочки сразу же снимает все казавшиеся неразрешимыми проблемы. За исключением небольшой подтасовки данных в Ипатьевской летописи, все остальные сведения складываются в стройное повествование.

Что же произошло в действительности более восьмисот лет назад? Игорь со своей дружиной выступил из Новгорода-Северского 13 апреля. Б пути к нему присоединялись союзные войска. Местом окончательного сбора было намечено устье Оскола, где предполагалось встретить Пасху, прихо­дившуюся на 21 апреля.

До Оскола армия двигается не спеша, сберегая силы. На Пасху на берегу Дона собирается цвет Ольговичей. Под знамена Игоря Святославича встали его сын Владимир — князь путивльский, брат Всеволод — князь трубчевский, племянник Святослав Ольгович — князь рыльский. Предводи­тель взял в поход и второго сына — юного Олега. Черниговский князь Ярослав Всеволодович — двоюродный брат Игоря — сам в поход не пошел, но дал в помощь отборный полк тюрков-ковуев во главе с Ольстином Олексичем.

Два дня князья отмечают веселую православную Пасху, окончание великого поста. На разговенье витязи выезжают в чистое поле. Когда после трехдневного перехода разведка приносит весть о близости полов­цев, армия двигается всю ночь, с тем чтобы как можно ближе скрытно подобраться к врагу. Свалившись на половецкие головы, русы мечутся по степи, сминая и развеивая отряды кочевников. До глубокой ночи кипит сражение:

С зарания в пятницу

Потоптали поганые полки половецкие

И, разлетевшись стрелами по полю,

Помчали красных девок половецких,

А с ними злато, и паволоки, и драгие оксамиты.

Перед битвой войско пяти князей и Ольстина Олексича разделилось по числу предводителей на шесть полков. Трем победоносным полководцам в этот день не было и двадцати, а самый молодой из них — Олег — едва разменял второй десяток.

Но вовсе не на половцев устремлялись доблестные Ольговичи. Они собирались, прорвав половецкие заслоны, на копье взять город Тмутара­кань. Тмутаракань лежала на Таманском полуострове на месте современной станицы Тамань. Город этот отвоевал у хазар в 969 г. Святослав Игоре­вич. Последними русскими князьями, владевшими Тмутараканью, были дед Игоря и Всеволода Олег Святославич и брат Олега Ярослав. Ольговичи могли претендовать на наследие дедичей, но в Тмутаракани вот уже не­сколько десятилетий хозяйничали византийцы. Русским полкам предстояло отбить древнее русское владение у могущественной империи.

Единственный раз за всю историю войн с половцами русы ходили в степи за нижний Дон. Это сделала в 1112 г. коалиция 10 князей во главе с великим киевским князем Святополком Изяславичем. Тогда кочевники были разбиты на берегах реки Сал. Несравненно меньшая армия Игоря углубилась далее своих предшественников и встала на вражеских костях в междуречье Сала и Маныча. Уже этого успеха хватило бы, чтобы слава о подвиге витязей пошла по всей земле Русской.

После побоища нужен был отдых коням и людям, путь вперед преграж­дали манычские болота, а разбитые степняки уже скакали от кочевья к кочевью, поднимая на войну великую степь. Летописец сообщает, что русы провели на захваченных вежах три дня. В зависимости от того, включал ли он в эти три дня день битвы или нет, на отдых и наведение переправы через болота ушло двое или трое суток.

Перебравшись через Маныч, войска, ведомые непреклонным Игорем, двинулись к Тмутаракани. На второй или третий день пути случилось затмение Солнца. Это ужасное для средневекового человека предзнаме­нование бодрости духа русской армии прибавить не могло. Судя по тексту «Слова», возникшее замешательство Игорь устранил пылкой речью. Вслед за своим вождем армия решает либо умереть, либо напиться из вод Великого Дона. Но что это за Великий Дон в то время, когда Дон давным-давно был пройден?

Со времен античности и во все средневековье широкое хождение имел обычай одинаково именовать как современный Дон, так и всю водную цепочку Дон—Азов—Керченский пролив. Так как Великий Дон в поэме упоми­нается в связи с Тмутараканью, стоявшей на Керченском проливе, «испить шеломом» русы собирались из пролива.

Через день после затмения полки встречаются с передовыми отрядами противника. Если верить данным Ипатьевской летописи, то всю пятницу 3 мая князья прорубаются вперед. Но уже на следующее утро перед ними вырастает армия, многочисленность которой приводит витязей в изумление.

Дешифровка намеков, разбросанных в «Слове», говорит о том, что византийцы успели привлечь для защиты Тмутаракани не только окрестных половцев. На кораблях были спешно переброшены войска из Крыма. В их числе приплыли дружины крымских готов. Прибыли и невиданные ранее на Руси закованные в латы рыцари—латиняне из венецианской колонии Сурожа — современного Судака. Продвижение русов было остановлено:

Половцы идут от Дона, и от моря, и от всех стран,

Русские полки отступили.

Дети бесовы кликом поля перегородили,

А храбрые русичи загородили червлеными щитами.

С зарания до вечера,

С вечера до света,

Летят стрелы каленые,

Гремлют сабли о шеломы,

Трещат копья харалужные,

В поле незнаемом среди земли Половецкой.

Черна земля под копыта костьми была засеяна,

А кровью польена,

Горем взошла для Русской земли.

До каких же пределов сумели дойти воины Игоря? Где лежало «поле незнаемо»? Заключительные события похода в «Слове» связаны с районом реки Каялы. Каялой половцы именовали Кубань. Следовательно, русское копье немного не дотянулось до Тмутаракани.

Трое суток кипела схватка у Каялы. Под конец бились не только днем, но и ночью. Убедившись в неравенстве сил, князья завернули полки и стали прорываться на родину. Раненного в руку Игоря сменил Всеволод, взявший на себя командование арьергардом.

Очевидец событий писал: «Яр-тур Всеволод! Стоишь в обороне, прыщешь стрелами, гремлеш о шеломы мечом харалужным. Куда, тур, поска­чешь , своим златым шлемом посвечивая, там лежат поганые головы половец­кие!» Брат Игоря был великим воином. По смерти князя даже летописец Мономаховичей признал, что Всеволод «...у Ольговичей всех удалее рожаем и воспитаем и возрастом и всею добротою и мужественною доблестью».

Сеча закончилась только в воскресенье 5 мая. Чего не смогли сде­лать враги, совершило безводье. Прижатая к азовскому берегу в районе Бейсугского или Ейского лимана армия была обессилена от жажды. Но даже когда положение стало безнадежным, дрогнули и побежали одни ковуи. Они надеялись переплыть на своих конях горловину лимана и уйти в степь, но у скакунов силы оказались на исходе, и большинство беглецов нашло свой конец в пучине.

Сдерживавшего натиск врага Всеволода пленили, когда у него не осталась ни одной стрелы, а меч и копье сломались в сече. Игорь, видя поражение своей армии, искал смерти и, сняв шлем, бросался на врагов, но судьба его хранила.

Бились день, билися другой,

Третьего дня к полуднию пали стяги Игоревы.

Тут братьям разлучиться на бреге быстрой Каялы,

Тут кровавого вина недостало,

Тут пир докончили храбрые русичи,

Сватов попоили, а сами полегли за землю Русскую.

Никнет трава жалостию,

А древо с тугою к земле приклонилося.

Русское воинское искусство было таково, что даже на заключительном этапе схватки Игорь не сомневался в том, что он с лучшими воинами способен порвать вражеское кольцо и вернуться на родину. Позднее, уже в плену, он так ответил на одно из предложений о побеге: «Я мог уйти во время битвы, но не хотел обесславить себя бегством; не хочу и теперь». Князья предпочли разделить судьбу всей своей армии и остались на поле брани до конца.

Исключение было сделано для одного лишь юного Олега. Витязи Игоря проложили дорогу и доставили его домой, с тем чтобы не перевелся кня­жеский корень на Руси.

Вскоре Игорь выбрался из полона и благополучно добрался до дома. Произошло это, видимо, не без участия хана Кончака, вызвавшегося стеречь знатного пленника. Игорь приходился сватом хану, вдобавок на ханской дочери было уговорено женить плененного Владимира Игоревича.

Через два года из плена вернулись Всеволод и Владимир с молодой женой и ребенком. Обменяны на половцев или выкуплены были и иные попав­шиеся во вражеские руки участники похода на Тмутаракань.

Предприятие Ольговичей хоть и закончилось неудачей, но поразило современников доблестью и мужеством участников. На незаурядное событие последовал и незаурядный отклик.

Посвященная давней войне поэма «Слово о полку Игореве» справедливо причисляется к шедеврам русской культуры. С момента обнаружения в конце XVIII в. интерес к ней в русском обществе был огромен. Но все попытки определить ее автора закончились неудачей.

Участки текста поэмы по языку, образному строю и содержанию имеют различия между собой. Это позволяло выдвигать множество предположений. Создание «Слова» датировали как временем непосредственно по окончании похода Игоря, так и XIII в. и даже XIV в. Столь широкие хронологические рамки поиска позволяли подозревать в авторстве поэмы широкий круг исторических персонажей. Не было недостатка и в псевдонаучных версиях, приписывавших авторство первым публикаторам «Слова».

Причина многообразия мнений выясняется при ближайшем рассмотрении текста древнего сочинения. Его неоднородность столь велика, что он не мог выйти из-под пера одного автора. Исследователи строили свои теории, опираясь на творческие особенности нескольких создателей поэмы, и со­вершенно справедливо упрекали друг друга в недооценке тех или иных фактов.

Текст «Слова» без особого труда распадается на три основные линии повествования, принадлежавшие трем разным авторам. При этом каждый по­следующий поэт брал за основу труд своего предшественника, изменял некоторые участки его текста и вносил свои добавления. В результате получилась своего рода многослойная матрешка, которую можно разобрать и получить три разные поэмы. Кроме своих непосредственных предшественни­ков в деле описания похода Игоря, древние сказители привлекали и другие имевшиеся у них героические песни. В результате, в одном сочинении, мы имеем целую древнерусскую библиотеку.

Начальное ядро «Слова» принадлежит очевидцу событий. Для него характерен строгий чеканный слог и короткие строфы. Выдающееся внима­ние, уделяемое личности Всеволода и его жены Ольги Глебовны, выдает в нем певца, принадлежавшего двору именно этого князя.

Творение северянина взял за основу сказитель, чья манера творчест­ва была мягче, речь цветистее, а строфы длиннее. Обстоятельства похода он знает хуже, например, путает имена сыновей Игоря. Но зато ему известна такая мелкая подробность, как посещение Игорем, прибывшим в Киев после бегства от половцев, церкви Божией Матери Пирогощей. Называет он даже и улицу, по которой князь ехал к церкви. Несомненно, автор был киевлянином. Так как этот киевлянин буквально рассыпается в похвалах великому князю киевскому Святославу Всеволодовичу, поэма им писалась при жизни Святослава.

Часть текста северянина второй автор переработал в соответствии со своим творческим замыслом. В частности, он заменил имя жены Всеволода на имя жены Игоря в знаменитом путивльском плаче. Этот вывод подтверж­дают и исторические данные. Именно Ольга Глебовна, узнав о беде мужа, кинулась к Путивлю. Выбор города объясняется тем, что его стены ожесто­ченно штурмовала орда половецкого князя Гзака, которому достался пле­ненный Всеволод. Невзирая на опасность, мужественная женщина появляется в городе, намереваясь вызволить из неволи своего супруга.

Договориться с половцами ей не удалось, но Глебовна сумела вернуть на родину многих полоненных северян. Одним из них, очевидно, и был автор древнейшей части поэмы, вернувшийся домой ранее своего князя.

Последний сказитель был лицом духовного звания. Он привнес строфы, обличающие княжеские усобицы. Его вмешательство в ткань повествования выдает в нем почитателя владимиро-суздальского князя Всеволода Большое Гнездо и рязанских князей братьев Глебовичей. Содержание вставок ведет нас к войне между Ольговичами и Мономаховичами, случившейся в 1196 г. В это время рязанские князья, из чьих владений происходил сказитель, были вассалами Всеволода.

Рязанец превратил сочинение о походе Игоря в призыв прекратить распрю, в которой, кстати, Игорь также участвовал. Судя по ходу событий этой войны, рязанскому священнику удалось достичь поставленной цели. Всеволод неожиданно для своих союзников примиряется с Ольговичами и удаляется домой. Великий князь киевский Рюрик за такой поступок осыпает его укоризнами и отнимает города киевские. Но распря без поддержки могущественного северного властелина затухает.

Три поэта, три гения объединились, и каждый на свой лад воспел богатырские деяния русских удальцов, даровав им бессмертие. Сами же они остались анонимными. Драгоценные имена, казалось, навсегда канули во мгле веков. Но тут на выручку вновь пришли тексты «Задонщины».

В списках «Задонщины» ее автором назван некий Софоний. Это указа­ние долгое время оставалось незыблемым. Но в 1982 г. Р.П. Дмитриева и Л.А. Дмитриев решились на мужественный поступок и выдвинули обоснованные сомнения в правильности укоренившихся представлений. Дело в том, что в некоторых списках имя Софоний стоит не в заглавии, а в тексте, что противоречит возможности создания им этого произведения.

Софоний назван рязанцем и иереем, т.е. лицом духовного звания. «Задонщина» воспевает подвиг русов на Куликовом поле в 1380 г. Ее создатель был участником сражения с татарами и по этой причине не мог быть рязанцем. Рязанскй князь Олег находился в союзе с Мамаем. В знаме­нитом побоище, правда, рязанцы участия не приняли, но на возвращавшиеся после него домой московские войска нападения совершали. Противником Москвы Олег оставался и позднее. В 1385 г., например, он ограбил Колом­ну.

Со времен похода Игоря многое изменилось. Христианство на Руси значительно упрочило свои позиции. О том, чтобы священник создал сочи­нение столь светского содержания, как «Задонщина», да еще и с привлече­нием полуязыческого «Слова», не могло быть и речи. Но если Софоний не автор «Задонщины», каким образом его имя попало в текст?

Упоминания Софония идут в обрамлении цитат из «Слова», а рязанское происхождение и иерейское звание заставляют вспомнить рязанского свя­щенника, завершившего «Слово о полку Игореве». Если уж кого и должны были запомнить потомки в качестве создателя поэмы, так это в первую очередь ее последнего автора.

Никаких рязанских священников с именем Софоний для XII‒XIV вв. источники не знают. Вместе с тем столь незаурядная личность, как созда­тель третьей редакции «Слова», должен был бы оставить в истории замет­ный след.

В «Задонщине» рядом с именем Софоний приводится имя Боян с указа­нием о его киевском происхождении. О том, что Боян был киевлянином, сохранившийся текст «Слова» не знает. Следовательно, автор «Задонщины» располагал более полной информацией. Судя по всему, первоначально поэме предшествовала записка, в которой сообщалось о ее создателях.

В 1185 г. в Суздальскую землю из Киева прибыл новый епископ, Лука. До этого Лука был игуменом монастыря Святого Спаса. Монастырь этот стоял в Берестовом — известной великокняжеской резиденции, находившейся близ Киева. Киевское происхождение и близость к великокняжескому двору делают епископа одним из наиболее вероятных посредников в появлении второй редакции «Слова» на севере.

Лука был поставлен в епископы в день празднования святого Софрония. В записке, видимо, отразилось участие Луки в судьбе поэмы, но при последующих искажениях и сокращениях текста имя Софроний-Софоний, упо­минаемое в сообщении о Луке, зажило самостоятельной жизнью и в конце концов оказалось отождествленным с автором третьей редакции.

Из всей домонгольской истории наиболее примечательной личностью в среде рязанского духовенства был Арсений. До 1198 г. он был игуменом одного из рязанских монастырей, а с 1198 г. — первым епископом Рязанс­кой земли.

Как и третий автор «Слова», Арсений считал себя вправе диктовать свою волю могущественным князьям. Пользовался он и большим влиянием на Всеволода Большое Гнездо. Когда в1206 г. Всеволод воевал с рязанскими князьям и подступил к их столице, ему навстречу вышел Арсений и обра­тился со страстным призывом не разорять города. Летописец сообщает, что «князь же великий Всеволод Юрьевич устрашился словес сих, и послуша молбы их, и поиде от них к Коломне». Арсения и следует отождествить с поэтом, завершившим в 1196 г. «Слово о полку Игореве».

В 20-х гг. XIII в. Арсений становится архиепископом Новгорода. Смещенный буйными горожанами, он заканчивает жизнь свою во Пскове.

Автор «Задонщины» отдал долг памяти создателю использованного им шедевра. Но наряду с именем Софоний он упоминает и имя Боян. Боян в «Задонщине» назван киевлянином. В «Слове» же он причислен к поэтам, воспевавшим подвиги Игоря Святославича, и «песнотворцам Святослава». Предполагаемый автор второй редакции «Слова» был киевлянином и жил при дворе Святослава Всеволодовича. Совпадение характеристик позволяет установить тождество Бояна и автора второй редакции поэмы.

Текст «Слова» знает еще одного поэта, писавшего об Игоре Святосла­виче, — Ходыну. Его хозяйкой названа княжеская жена по имени Ольга. Первую редакцию поэмы создал певец из княжества, возглавляемого, во время пленения Всеволода, Ольгой Глебовной. Ходыне следует приписать создание первоначального ядра «Слова».

Бесстрашные и благородные воины, могущественные правители, суро­вые, но чуткие поэты, любящие отважные жены сходят к нам с древних страниц. Игорь не достиг Тмутаракани, но русская кровь, пролитая у Каялы, не пропала бесследно. Сегодня Тмутаракань — наша.