Продолжение реалистических традиций европейской и русской школ – творческое кредо Александра Шевелёва, признанного мастера исторической живописи.

Художник родился в 1964 году в селе Шереховичи Любытинского района Новгородской области. Его детство и юные годы прошли на Урале – в Свердловске и Нижнем Тагиле. В 1980 году он поступил в Уральское училище прикладного искусства. После окончания первого курса перевёлся на второй курс Ярославского художественного училища и успешно окончил его в 1984 году.

В 1986 году Шевелёв поступает на факультет живописи Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина. В 1992 году, после обучения в творческой мастерской народного художника СССР Е. Е. Моисеенко, работой «Волга 1939 год. Памяти Мологи» Шевелёв защитил диплом художника-живописца.

С 1992 года художник живёт и работает в городе Рыбинске.

 Е.А. Скоробогачёва, кандидат искусствоведения

Сюжеты из истории Древней Руси и России, отображённые в живописных и графических произведениях, величественные и лаконичные пейзажи, острые психологические решения портретов, росписи и интерьеры различных стилей находят свое место в творчестве Владимира Анатольевича Чёрного – художника, продолжающего традиции реалистического искусства.

Постижение классики началось для Владимира с детских лет, проведённых в родном Павлодаре, бывшем Коряковском форпосте, расположенном на берегах Иртыша. Здесь он посещал кружок изобразительного искусства, а в 1983 году поступил в Московскую среднюю художественную школу при Институте имени В. И. Сурикова. В 1988 году в числе лучших учеников Владимиру была предоставлена исключительная возможность – посетить Италию. В дальнейшем он не раз бывал здесь, но именно первая поездка оставила неизгладимые впечатления.

Важнейшей вехой в обретении мастерства реализма стало поступление в Российскую академию живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова в 1990 году. Владимир Чёрный вспоминает о своём первом посещении академии: «В то время во всём здании шли масштабные реставрационно-строительные работы, академия буквально поднималась из руин. Напряжение от того, что здесь и сейчас решается наша судьба, сменилось трепетным любопытством, когда в аудиторию стремительно вошёл Илья Сергеевич Глазунов. Его вопросы были неожиданными и заставляли задумываться, а тот разговор, который состоялся у ректора с нами, будущими студентами, стал для меня откровением».

С. Н. Дмитриев, кандидат исторических наук, заслуженный деятель культуры РФ

Долгожданный переход Афона из-под власти мусульман-турок к православным грекам произошел в 1912 году. Однако русским афонитам это, как ни парадоксально, принесло не облегчение, а новые испытания. Греки начали политику «эллинизации» Святой Горы и ограничения доступа на неё славян и русских. В 1926 году греческое правительство окончательно объявило Афон своей территорией, а все монахи, независимо от национальности, стали считаться подданными греческого государства.

Второе испытание было связано с так называемой «афонской смутой», «имяславием» – аскетическим течением, главной идеей которого было учение о божественности Имени Божия и имени Иисус. Церковная иерархия – и русская, и Константинопольского патриархата – расценила это движение как еретическое и попыталась бороться с ним командными мерами. В итоге в июле 1913 года 833 монаха-имяславца Пантелеимонова монастыря и Андреевского скита, записанные в еретики, были депортированы с Афона в Россию, что не могло не нанести русскому монашеству на Святой Горе серьёзный урон.

А главное, что с началом Первой мировой войны, а потом и революционной смуты в России ниточки связи с ней Афона надолго прервались. Хотя оставался приток туда русских эмигрантов, тезис о недопущении на Афон новых иноков из России под предлогом «коммунистической опасности» или пресловутого «панславизма» еще более осложнил жизнь русских обителей. Вскоре они лишились всех своих подворий в России, многих земельных владений в Греции, распродали свои суда и часть имущества, почти везде закрыли монастырские мастерские и промыслы. В итоге Пантелеимонова община стала резко сокращаться: в 1918 году она насчитывала около 800 иноков, в 1925 – 560, в 1946 – 215 (всего на Афоне тогда насчитывалось 472 русских инока), в 1956 – 75, а в 1965 – лишь 20. При этом русским монахам пришлось пережить и постоянные конфликты с греческим священноначалием Афона, стремившимся «завладеть всеми русскими обителями» и их «духовными сокровищами» (только в Свято-Пантелеимоновом монастыре тогда хранилось около 100 000 старинных книг и более 50 ковчегов с мощами святых), и немецкую оккупацию полуострова, и бушевавшую в Греции в 1946–1949 годах гражданскую войну, и периодически случавшиеся губительные пожары.

С. Н. Мягкова, доктор педагогических наук, профессор

 А. Т. Контанистов, кандидат педагогических наук, доцент

Зимние Олимпийские игры 2014 года в Сочи заставляют нас вспомнить не только о Московской Олимпиаде 1980 года, но и обратиться к тем временам, когда идеи Пьера де Кубертена только начали завоевывать сторонников в России.

Второй выпуск российского журнала «Вестник воспитания», издаваемый известным педагогом и радетелем физической культуры Егором Покровским, опубликовал рецензию на книгу Кубертена «Английская система воспитания во Франции». На родине автора она вышла в свет всего годом ранее. Рецензент обратил внимание на воспитательное значение игр и высоко оценил идеи молодого французского педагога: «Пожелаем же от души успеху этому святому делу и будем надеяться, что и у нас найдутся люди, сочувствующие идеям Кубертена».

Слова оказались пророческими. В России на рубеже столетий почва для того, чтобы воспринять олимпийские идеи, была уже подготовлена. Центрами развития любительского и профессионального спорта были Санкт-Петербург, Москва и Киев. Создавались преимущественно организации по отдельным видам спорта: гребные и парусные клубы, конные, велосипедные, фехтовальные, атлетические, конькобежные союзы. В начале XX века появились и более крупные объединения. В 1902 году в Петербурге возникло общество физического развития «Маяк», а через два года – общество телесного воспитания «Богатырь». В 1911 году появился Всероссийский союз любителей атлетики, в 1913 – Всероссийский союз тяжёлой атлетики.

Л. Г. Березовая, доктор исторических наук

Метафорическое название «Серебряный век», применяемое для обозначения культуры России конца XIX – начала ХХ века, одних привлекает, а других отталкивает именно своей нарочитой «красивостью». Блистательные по содержанию отечественные исследования культуры этого времени (12, 16, 18) словно избегают этого названия, предпочитая лишь указание на хронологию. Но первый же «наивный» вопрос неискушённого читателя способен поставить в тупик приверженцев подобной осторожности. Почему такие всемирно известные гиганты художественного творчества, как М. Горький, Л. Толстой, А. Чехов, И. Левитан, Е. Репин, творившие в это же время, не входят в культурную «обойму» Серебряного века? Почему культурное «чутьё», напротив, безошибочно включает в него А. Блока, А. Белого, М. Врубеля, А. Бенуа, едва ли безоговорочно принятых до 1904–1905 годов? Существует словно некое негласное «джентльменское» соглашение, по которому выражение «культура рубежа веков» обозначает для специалистов отнюдь не всё культурное поле этого времени, а только определённый тип культуры. Об этом же говорят и зарубежные исследования (1, 7). Общепринятого и внятного определения Серебряного века не существует, в том числе и в энциклопедиях.

Мифологическое происхождение этого понятия очевидно, если обратиться к самосознанию интеллигенции начала ХХ века. Мастера символизма придавали особое значение прилагательному «серебряный»: «серебряный колодезь», «серебряный голубь», «серебряные бури», «серебряный колокол» и т. п. А. Ахматова в «Поэме без героя» рисовала образ: «И серебряный месяц ярко над серебряным веком стыл». Художники новых направлений (П. Кузнецов, В. Борисов-Мусатов, М. Врубель, Л. Бакст, К. Сомов и др.) также отличались особым отношением к серым, голубым, серебристым тонам: «Голубая роза», «Голубые гортензии», «Дама в голубом». Метафора стала особенно часто появляться в 1910-е годы в художественном журнале «Аполлон», наследнике знаменитых «красивых» журналов символизма и модерна: «Мир искусства», «Весы», «Золотое руно».

В. М. Безотосный, кандидат исторических наук

Блестящий век Екатерины, когда Россия раздвинула границы на западе и на юге, когда войска Суворова переходили Альпы, а флот одерживал победы на Средиземном море, обеспечил империи определённое влияние в европейских делах. И всё же Петербург оставался в стороне от решения главных вопросов международной политики. Понадобилась грандиозная эпопея наполеоновских войн, чтобы Россия вышла на авансцену мировой истории.

Французский полководец в императорской тоге, покоривший чуть ли не всю континентальную Европу, мог основывать легитимность своей власти только штыками. «Военный деспот Европы», как именовали Наполеона противники, сам прекрасно это осознавал: «Моя власть закончится в тот день, когда меня перестанут бояться». У него не было другого способа господствовать, кроме как одерживать новые и новые победы. И на поле битвы он не знал себе равных.

Три неудачные военные кампании – 1805, 1806 и 1807 годов вынудили Александра I летом 1807 года подписать с Наполеоном мир в Тильзите. Заключённый тогда же военно-политический союз вызвал отрицательную реакцию и даже негодование в русском обществе. При этом мало кто понимал истинную подоплёку событий – за исключением, быть может, самого Бонапарта. «Это истинный византиец, – говорил он о своем сопернике, – тонкий, притворный, хитрый». Действительно, именуя Наполеона союзником и даже «братом», Александр неизменно воспринимал его как личного врага. Однако России нужна была передышка для подготовки решающего военного столкновения с Францией, и в Тильзите Александр её получил.

Д. Никифоров

Москва в царствование императора Александра II

Дмитрий Иванович Никифоров (1833/34–1907) известен как автор книг о старой, патриархальной Москве. Предлагаемые вниманию читателя мемуары охватывают период с 1856 года до кончины императора Александра II. Они представляют собой погодные записи о событиях в Москве, в Российской империи и в Европе, если они связаны с Россией. Используя в работе над мемуарами собственные дневниковые записи, опубликованные и архивные источники, автор достоверно представил картины жизни высшего общества второй половины XIX века. Новое издание книги дополнено вступительной статьей и комментариями А. М. Савинова.

Из московской жизни сороковых годов. Дневник Елизаветы Ивановны Поповой

Дневник Елизаветы Ивановны Поповой (?–1876) – это прежде всего памятник бытовой культуры и свидетельство современника и очевидца о людях, оставивших глубокий след в русской культуре. Елизавета Ивановна вводит читателя в интимный мир кружка московских славянофилов и близких к ним лиц. Дневник написан с откровенностью и свободой, живыми диалогами, прекрасным литературным слогом.

Б. Н. Морозов, кандидат исторических наук

В XVI веке рукописная книжная культура достигла на Руси расцвета. В многочисленных центрах и скрипториях (в том числе светских – при боярских дворах) переписывались прекрасно оформленные кодексы, создавались новые исторические и литературные памятники.

Среди них – популярная «Казанская история», осветившая взаимоотношения Руси с Ордой и взятие Казани в 1552 году, знаменитый «Домострой», «Повесть о Петре и Февронии Муромских», которую её автор Ермолай-Еразм превратил из житийного рассказа в поэтическое сказание о супружестве.

Крупнейший московский книгописный центр до 1539 года возглавлял митрополит Даниил, плодовитый церковный писатель и соправитель государства в годы малолетства Ивана IV. Еще в 1520-е годы с его участием был подготовлен «Никоновский летописный свод». Его оригинал известен как «Список Оболенского». Митрополит использовал огромное количество источников: летописи, хронографы, сказания, повести, жития, родословцы. В 1550-е годы список, находившийся в царской казне, использовали для продолжения официального летописания, а затем и для составления грандиозного «Лицевого свода», охватывающего всемирную историю и историю России вплоть до 1560-х годов.

Игумен Дионисий (Шленов)

В 2014 году отмечается 700-летие со дня рождения преподобного Сергия Радонежского (1314–1392) и более скромный праздник, 200-летие пребывания Московской духовной академии в Троице-Сергиевой Лавре. Это большой юбилей, к которому уже не первый год ведётся фундаментальная подготовка совместными усилиями Церкви и государства.

В лавре и академии не прекращаются реставрационные работы, готовятся книги, альбомы, духовно-просветительские проекты. Конференции и мероприятия, посвящённые наследию прп. Сергия Радонежского планируются как в России, так и за рубежом. Здесь на примере отдельных фактов и литературных текстов мы проследим одну из самых тонких и малозаметных траекторий – отношение к преподобному Сергию за пределами отечества.

Прп. Сергий Радонежский – святой покровитель Руси, игумен Земли Русской, был предстателем за Россию в самые суровые годы. Хотя сам он ничего не писал, кроме краткого предсмертного завещания, его житие стало открытой книгой, глубоким введением в искусство подвижничества, древнерусским «катехизисом» – не менее значимое для Руси, чем «Житие прп. Антония», написанное св. Афанасием Александрийским в IV веке, остающееся основополагающей книгой для христианской аскетической традиции.

 С. А. Никитин, главный специалист Бюро судебно-медицинской экспертизы Департамента здравоохранения г. Москвы

В 1877 году в Германии немецкий антрополог Г. Шааффхаузен предпринял первую попытку портретной реконструкции человека по черепу. В России аналогичный опыт произвёл известный зоолог и антрополог А. П. Богданов в 1882 году. Однако эти работы не были подкреплены системными научными исследованиями.

В 1898 году немецкий ученый Ю. Кольманн совместно со скульптором В. Бюхли разработал специальную методику реконструкции. В 1913 году профессор Йенского университета Эггелинг опубликовал результаты своих опытов восстановления лица по черепу. Им были разработаны особые эталоны толщин покровов лица. Представленные опыты показали, что по этой методике можно создать расовый портрет. Над выяснением зависимостей строения лица от черепа работали многие анатомы, но особо следует отметить труды Ганса Вирхова, на которого несомненное влияние оказал его отец – знаменитый ученый Рудольф Вирхов.

В 1938 году советскому антропологу М. М. Герасимову чисто эмпирическим путём удалось воспроизвести ряд документальных портретов. Всего было произведено двенадцать контрольных реконструкций по черепам, принадлежавшим русским, украинцам, поляку и китайцу. Полученные результаты превзошли ожидания: во всех случаях было констатировано портретное сходство. В 1950 году при Институте этнографии АН СССР была создана лаборатория пластической реконструкции под руководством Герасимова.