В «Саге об оркнейцах» отъезд Магнуса из Руси в Скандинавию опи­сан так:

«Рагнвальд, сын Бруси, остался в Гардарики, после того как Харальд ко­нунг, сын Сигурда, уехал в Миклагард. Некоторое время Рагнвальд держал обо­рону страны каждое лето, а каждую зиму был в Хольмгарде. Ярицлейв конунг очень ценил его, а с ним вместе и весь народ. Арнор Скальд Ярлов говорил, что Рагнвальд был в Хольмгарде в десяти великих битвах...

Когда Эйнар и Кальв приехали к Магнусу на восток в Гардарики, они наш­ли Рагнвальда в Альдейгьюборге... Эйнар просил, чтобы Рагнвальд собрался с ними в глубь страны в Хольмгард и помог их делу у Ярицлейва конунга... после этого они наняли себе повозки в Альдейгьюборге и поехали в Хольмгард... Эйнар и его спутники оставались в Хольмгарде, пока не прошёл йоль, и поехали они назад в Альдейгьюборг и добыли там себе корабли и отплыли с востока, как только лёд вскрылся весной. Рагнвальд, сын Бруси, снарядился в путь с Магнусом конунгом. Отправились сначала в Швецию, а оттуда в Ямталанд». (37, 72‒73)

Регнвальд Брусисон был из рода ярлов Оркнейских островов и уча­ствовал в битве при Стикластадире. Во время приезда земляков он был ладожским князем. Эйнар Брюхотряс и Кальв пробыли на Руси зиму и вместе с Магнусом и Регнвальдом отправились по весне в Скандинавию. Несмотря на помощь Магнусу в овладении престолом, далее Регнвальд в источниках не упоминается. Между тем Бруси к этому времени умер, и он мог претендовать на отцовское наследство, составлявшее две трети Оркнейских островов. (41, 251)

Магнус родился в конце 1017 года, так что Ингигерд должна была стать любовницей Олава в начале этого года. Зиму 1015/1016 годов Олав провёл в Нидаросе в Трандхейме, где к нему прибыли два шведа — бра­тья Торгаут Заячья Губа и Асгаут Управитель. Они от имени шведского короля предъявили претензии на местные земли. В соответствии с раз­делом Норвегии в 1000 году часть её, включая половину Трандхейма, отошла к Швеции.

Олав отказался подчиняться шведским притязаниям и попросил со­общить королю о том, что ранней весной направится к шведско-норвежской границе и там готов вести переговоры о мире. Торгаут от­правился в Швецию, Асгаут с 11 спутниками попытался собрать с жителей Трандхейма дань, но весь его отряд был перевешан по приказу Олава. (41, 197‒198) Судя по именам братьев, они были гаутами и прибыли из Западного Гаутланда.

По весне Олав исполнил своё обещание и поплыл на юг вдоль побере­жья, собирал тинги, якобы силой обращая норвежцев в христианство. В это время ему было не до просветительства, и на тингах речь шла о по­литическом подчинении. В Рогаланде он сделал своим вассалом Эрлинга Скяльгсона, достиг Вика, откуда при его появлении бежали датские на­местники, и провёл здесь лето в городе Тунсберге. Осенью король отпра­вился в область Ранрики, находившуюся под шведской властью, и стал переманивать население на свою сторону. (41, 198‒200)

Снорри Стурлусон рассказывает об удачной охоте Олава Скотконунга, на которой тот с помощью сокола добыл пять тетеревов. Довольный король по возвращении похвастался добычей перед своей дочерью Ингигерд:

« — Знаешь ли ты другого конунга, который бы так же быстро взял столько добычи?

Она отвечала:

— Пять тетеревов за одно утро — это большая добыча, государь, но всё же большей была добыча Олава конунга, когда он за одно утро захватил пяте­рых конунгов и завладел всеми их землями.

Услышав такие слова, он соскочил с лошади, повернулся к дочери и сказал:

Готские наёмники в большом количестве появились в римской армии с III века. У Константина Великого во время основания Константинопо­ля служили 40 000 готов. Начавшееся в 375 году нашествие гуннов при­вело к переселению целых народов, хлынувших через Дунай в пределы Византии. Со времён Феодосия Великого (379‒395) готы наводнили ви­зантийскую армию, став её самой боеспособной частью. (26, 108‒112)

Готские вожди пополнили ряды столичной знати, и в их руках сосре­доточилось военное руководство. С 441 года главнокомандующим войск Востока, в которые входили отряды, расположенные на территории им­перии от Малой Азии до Египта, был полугот-полуалан Аспар. Аспар, его отец и сын, носившие одинаковое имя Ардавурий, достигали высокого звания консулов. Чтобы снискать популярность у константинопольцев,

Аспар построил в северной части города водоём-цистерну, получившую его имя. (26, 190)

Маркиан пришёл к власти благодаря поддержке Аспара и его готских воинов. Евнапий писал об эпохе Феодосия Великого:

Во время пребывания в Константинополе Владимир Святой главным храмом для своего воинства определил церковь Богородицы Халкопратийской. Причиной стало нахождение в церкви мощей апостола Иакова, брата Господня, небесного покровителя великого князя. Здесь произошло обру­чение царевны Анны и Владимира Святого, крещение его дружины. (10, 114) Н. П. Кондаков так описал местоположение этой церкви:

«И между тем не можем обойти молчанием одной мечети, построенной Синаном-пашёю и находящейся наискосок на северо-восток от Софии через эту улицу (с современными трамвайными путями. — В. Т.), несколько выше известных ворот Верховной Порты, или Министерства иностранных дел. Мечеть эта не обратила на себя внимание ни одного исследователя констан­тинопольских древностей, хотя лежит на бойком месте. Между тем в самой её конструкции ещё много смеси чисто мусульманского типа мечетей с позд­невизантийскими церквами, хотя купол, покрывающий почти всё здание, явно XVII‒XVIII столетия.

Минарет прислонён к юго-западному углу церкви. И если бы эта особен­ность и не указывала безусловно на перестройку мечети из древней церкви, то мраморный помост перед внешним западным портиком церкви и большая га­лерея из колонн, с северо-западного угла ведшая, очевидно, ко входу в гинекей, принадлежат, по нашему мнению, древности. На это же указывает и сообщён­ное нам директором музея в Джинили-Киоске — Ахмеди-беем сведение, что во дворе этой церкви среди разных мраморов найдена купель.

Выходец из Руси, посетивший Иерусалим, известен в Константино­поле. Новгородскому архиепископу Антонию принадлежит обширная повесть о его поездке в столицу Византийской империи, в которой под­робно описаны местные святыни. Посещение Константинополя произо­шло до того, как Антоний постригся в 1190-х годах. Об иерусалимском паломнике Антоний пишет так:

«А оттоле на уболе святаго Георгия святый Леонтей поп русин лежит в теле, велик человек: той бо Леонтей трижды в Иеросалим пешь ходил». (13, 101‒102)

Выражение «велик человек» имеет двойной смысл. Леонтий трижды совершил пешее паломничество в Иерусалим, что поражало людей того времени, но при этом основным значением выражения было обозна­чение большой величины тела святого. Паломник был богатырского сло­жения.

Уболом Антоний называл портик, то есть дорогу, обрамлённую по обоим сторонам рядами колонн, перекрытых плитами. Портики погречески назывались за их вытянутый вид «емболой», так что было ис­пользовано местное название, звучащее по-русски как «убол». (13, 145) Нетленные мощи русского попа Леонтия лежали в каком-то храме, нахо­дившемся близ исторического центра Константинополя на обрамлён­ной портиками улице св. Георгия.

Флотилия Эйрика разрезала строй кораблей Олава, и сразу же закипела битва. Цепь заграждения и «Великий змей» находились поблизости. За­чистка «Журавля» от экипажа свидетельствует о том, что этому кораблю удалось прорвать заграждение, но его окружили, как и «Великого змея», корабли противника, оторваться от которых и отойти к своим он не смог.

Малые корабли русов сковали основные силы цепи заграждения, их большие корабли шли на прорыв к «Великому змею». В проливе кипела схватка, и поле боя со сгрудившимися вокруг «Великого змея» судами смыкалось или почти смыкалось с полем боя у цепи заграждения.

Выныривая у самого днища судна в его носовой или кормовой части, человек был вне поля зрения находившихся на нём людей. Переныривая от судна к судну, можно было скрытно передвигаться. Трудность представ­лял только водный просвет между двумя основными группами кораблей. Внимание воинов у «Великого змея» было отвлечено представлением Кольберна, а бившимся с яростными тавроскифами норманнам было не до водной глади у себя за спиной. Олав и его спутники имели возможность добраться до русских кораблей. В подобной ситуации оказался и Торкель Высокий — он последним сошёл со своего корабля, но сумел спастись.

Хальфред пишет о ранении Олава стрелой. Снорри отмечает, что ког­да Олав подносил воинам охапку острых мечей, то из правого рукава кольчуги текла кровь. Он был ранен, но не тяжёло. Олава скальды при­знавали самым совершенным в физическом отношении из всех когда-либо живших в Норвегии людей. Такому удальцу даже при ранении в руку по силам было проплыть несколько сотен метров.

Во время битвы при Свольде «Журавль», третий по величине ко­рабль флотилии Олава Трюгвасона, был очищен от экипажа. «Журавль» пропустили в открытое море, но затем захватили в жестоком бою. Не­смотря на численное превосходство кораблей заграждения, соратники пытались выручить Олава. В описании событий лета 1016 года Снорри приводит переговоры Олава Святого и Эрлинга Скяльгсона. Олав указал Эрлингу на то, что Эйрик Хаконарсон погубил людей Эрлинга больше, чем кто бы то ни был. (23, 199) С Эйриком Эрлинг мог сразиться только в битве при Свольде, так как иные их военные конфликты неизвестны. Корабли Эрлинга пытались прорвать заграждение, и их экипаж понёс тя­жёлые потери.

Скальды знают по именам предводителей шести кораблей из один­надцати: Индриди из Гимсара, Эрлинг Скьяльгсон, Сигвальд, Торкель Дюрдиль, Торкель Невья и Олав Трюгвасон. Кроме норвежцев в битве приняли участие славяне. Хальдор называет Эйрика убийцей вендов, а далее следует такая его строфа:

«Нагрянули венды

Отовсюду. Точат

Зубы великанши

Крышки Христ на рати

Волки рвали трупы,

Громко сталь бряцала,

Полководец бился,

А полки бежали». (23, 165)

Снорри так описывает предысторию битвы при Свольде:

«Конунг Свейн Вилобородый женился на Сигрид Гордой, как уже было напи­сано. Сигрид была злейшим врагом конунга Олава, сына Трюггви, и причиной было то, что Олав конунг нарушил договор с ней и ударил её по лицу, как было написано раньше. Она всячески подстрекала Свейна конунга вступить в бой с Олавом конунгом и говорила, что достаточный повод для этого уже то, что Олав лёг в постель с Тюри, его сестрой.

— И притом без вашего дозволения. Ваши предки не потерпели бы такого.

Сигрид часто говорила такие речи и добилась своими уговорами того, что Свейн конунг решил последовать её совету. И вот ранней весной Свейн конунг послал гонцов на восток в Швецию к Олаву конунгу шведов, своему пасынку, и Эйрику ярлу и велел сообщить им, что Олав конунг Норвегии собрался в поход и намеревался летом отправиться в Страну Вендов. Это сообщение сопрово­ждалось требованием: конунг шведов и ярл должны собраться в поход и плыть навстречу Свейну конунгу с тем, чтобы они вместе вступили в битву с Олавом конунгом.

Конунг шведов и Эйрик ярл были вполне готовы к такому походу. Они сразу же собрали множество кораблей в Шведской Державе и отправились с этим войском на юг в Данию и прибыли туда, когда конунг Олав, сын Трюггви, уже проплыл на восток». (31, 157)

Описывая события 988 года, Снорри назвал братьями Сигвальда, то есть Пальне-Токи, Хеминга и Торкеля Высокого. (31, 119) Торкель Высо­кий был племянником Пальне-Токи и далее упоминается уже как Вагн. Братом Пальне-Токи был Хеминг. Он родился при жизни отца, иначе по­лучил бы его имя, так что появился на свет не позднее 961 года. Хеминг не участвовал в походе йомсвикингов 993 года, так что находился в это вре­мя вдалеке от родины.

Согласно более поздней традиции родственники скандинавской жены великого князя получали во владение Ладогу. Олова, жена Владимира Святого, вскоре после замужества умерла, но оставила сына Вышеслава, будущего новгородского князя. Знатные скандинавские родственники Вышеслава могли быть посредниками как в защите торговых интересов русских купцов, так и при наборе военных наёмников.

Из родственников Оловы в 993 году ладожским князем мог быть только Хеминг Канутсон, так как остальные мужчины Гвидовского рода участво­вали в нападении на Норвегию, а Одинкар Старший был священником.